Геннадий Прашкевич - Люди Огненного Кольца

— Знаешь, — заметил он в перерыве, — ты не очень усердствуй!

— А фон! — восхищался Семихатка. — Какой фон!

Потом потребовалось снять коз. Коз на острове не было. Их не было у нас, их не было на Кунашире, и дальше — на Итурупе их не было. Возможно, они были на Камчатке, но гнать туда специальный самолет даже Семихатка не решился. С большим трудом предприимчивый Каюмба, выполнявший по совместительству множество хозяйственных дел, добыл у фермера Насибулина гигантскую шкуру очень старого козла. Семихатка удовлетворенно помял шкуру в ладонях и произнес:

— Итак, это будет стадо.

А все почему-то посмотрели на меня.

Я удивился.

— Мой мальчик, — не дал мне возразить Семихатка, — я повторяю: ты — талант! Ты один можешь сделать это! Ты один читаешь сердце природы! Ты сыграешь нам стадо коз!

— Как можно? — растерялся я. — Это же все равно что заменить хор!

На меня напялили шкуру, зашили зияющие в ней прорехи, навели грим, подкрасили бороду и хвост, и, потрясенный, не успевающий возражать, я беспрекословно прыгал через трещины, тряс дремучей бородой, моргал гигантскими, как у упыря, глазами.

Через несколько дней, закончив труд и распрощавшись с моими новыми друзьями, я лежал в шезлонге на палубе теплохода «Тобольск», медленно, но неуклонно пробиваясь к Никисору.

Утром явились передо мной берега Итурупа, как кисеей, обвешанные лохматыми водопадами. Свой остров с печальным, ожидающим меня Никисором я проспал, и теперь следовало торопиться, искать оказию, потому что, чувствовал я, каникулы мои, пожалуй, затягивались — шеф мог нагрянуть в любой миг.

Человек, который бежал и плакал. Любительские фотографии Сказкина-младшего. Радикальное средство излечения радикулита. Пять слов о козе Никисора. Зарево городов. Счастливые слезы.

Гологоловый и счастливый, я брел по пляжу, рассматривая женщин, собиравших в ведра выброшенный штормом раковины морских гребешков. Меня нагнал грузовик. Попутчик в кузове оказался нудный — нудил и нудил о покраже. Видите ли, купил он нож и, чтобы его не украли, прицепил крепко-накрепко к брюкам. В итоге нож украли вместе с брюками, и, пока мы огибали подошву вулкана, мой спутник мне весьма надоел.

Накрапывал мелкий теплый дождь.

Топоча по звонким листам рулежки коротенькими сильными ногами, выбежал навстречу мне низенький человек в новенькой штормовке и, горько плача, пробежал мимо. Я крикнул:

— Куда вы? Стойте! Я помогу!

Но человек даже не отмахнулся, исчез в густых кустах.

Я покачал головой, прошел мимо уютного домика тети Лизы, остановился перед своей дверью и потянул ее на себя.

За деревянным столом, на фоне худого Никисора, сидели три незнакомца. Все они были небольшого роста, все небритые и все в том неопределенном возрасте, когда туриста еще можно принять за человека.

Я присел на порог:

— Здравствуйте!

— Вы — Тропинин! — сказал один из незнакомцев.

— Да, я Тропинин.

— Вы — Тропинин из комплексного НИИ, из лаборатории вулканолога Д. Бугрова!

— Да, я — Тропинин из комплексного НИИ, из лаборатории вулканолога Д. Бугрова.

— Я вас знаю! — обрадовался незнакомец. — У меня к вам даже рекомендательное письмо есть. Правда, оно не со мной, а дома, в столе осталось — вдруг потеряется! Написал-то его знаменитый вулканолог, так что не стоило рисковать. Но я текст наизусть знаю!

— Просьба о помощи? — догадался я. — Вы туристы!

Все трое согласно кивнули. И Никисор на всякий случай кивнул.

— Садитесь, поужинаем, — предложил второй из сидящих и добродушным жестом указал на стол.

Я не поверил своим глазам.

В этом доме, в котором никогда не переводились мясо, креветки, икра, чай крепостью в триста никисоров, мне предлагали побеги, зеленого бамбука и поджаренную на растительном масле горбушу подозрительно пестрого цвета.

Я взглянул на Никисора, он отвел глаза. Взглянул на Потапа. Потап потупился… За окном вскрикнула птичка… Это она о нас, решил я… Это она нам сочувствует… Как они еще Потапа не съели?..

Потап уловил мою мысль — перешел ко мне, лег у ног, вздохнул. С левой руки занял, наконец, свое место Никисор. Численное равновесие по крайней мере я установил.

— Чего это вы битую рыбу едите? Она же в пятнах, на ней живого места нет!

— Дешевле! Мы сюда не пировать ехали!

— Тоже — еда! — фыркнул осмелевший Никисор. — Живот пучит и мышцы слабит!

Тогда один из троих, решившись, достал банку консервированной свеклы и мужественно добавил к стоящим на столе яствам. Эта банка добила меня:

— Никисор, разбери рюкзак.

Восхищаясь, Никисор добыл из рюкзака банку красной икры, широкий балык, пять пакетов с розовой тешей и маринованными устрицами, немного варенья, копченость с фермы Насибулина. Отдельно, в вафельном полотенце, находилась бутыль. Я сделал большой глоток и передал бутыль туристам, которых мне рекомендовал мой знаменитый шеф. Интересно, чем они его покорили?

— А это что? — указал я на кипу фотографий.

— О! — восхитился второй с краю. — Это фотографии всех непропусков по берегам острова. Теперь нам легко ходить будет, познакомившись с топографией-то!

— Когда же вы успели все это снять?

— Да не мы, не мы это! Паренек ваш взял на себя труд. Быстро сделал! Хорошие у него ноги!

Хорошие ноги? У Никисора?..

Я взглянул на Никисора, он потупился. Я взял фотографии.

Изображался на фотографиях один и тот же мыс, его можно было снять из-за домика тети Лизы, если взобраться на дерево… Но откуда мне было знать, что даже такие фотографии, приводили туристов в трепет — на всех тридцати с лишним пленках, что они успели отснять за три дня пребывания на острове, им удался только один кадр: мрачный Потап, спрятав голову в бамбуках, мочился по-девичьи на пересохшую в зной дорогу…

— Весь берег он нам снял, не поленился, — не скупились на похвалы наши новые знакомые.

Никисор молчал. Я вспомнил плачущего человека, встреченного мной на рулежке, и на минуту мне стало нехорошо.

— Фотографии Никисор переделает, — пообещал я. — Тут ошибки есть. А чем вы, собственно, занимаетесь?

— Край родины решили изучить, местному музею пообещали гербарий, да и самим пора узнать — как это люди в такой дали приживаются…

— Разожги костер под навесом, — попросил я. — Ночь душная, на воле ночевать будем.

Наверное, это была первая большая победа Никисора. Он развел костер, ничего не спалив и ничего не искалечив. Потап лег у костра, и в круглых его зрачках запрыгали искры.

— Где ты наших гостей подобрал, Никисор?

Он запыхтел, отставив плотную, как гриб, губу:

— Они сказали, что вас знают, и все время траву с битой рыбой ели. У нас кот, как заболеет, так тоже траву ест. Вот я их и пожалел… — Он расширил голубые глаза и с явным отчаянием выдавил: — Там еще один прибежит!