Лев Кукуев - Море в ладонях

На этот раз плечами пожал президент. Его коллеги заметно оживились. Было ясно, что они верят и не верят словам Ушакова. Вступать в спор у них нет оснований, да и обстановка не та.

Президент выждал, когда установится тишина, поднял голову:

— Нам известно, как быстро растет, в вашей стране автомобильная и авиационная промышленность Это принудило вас создать ряд предприятий по выпуску кордной целлюлозы Судя по всему, размах строительства таков, что вы вскоре сможете экспортировать этот товар. По какой же цене вы собираетесь его продавать?

Не только Ушаков, но и те, кто сидел с правой руки от него, не скрыли улыбок. Ершов тоже записывал что-то в блокнот.

— Мистер Карлтон, у нас говорят: не торгуй шкурой медведя, которого не убил. Ну, а прикинуть, конечно, можно. Наверное, не дороже, чем вы?! — Ушаков не скрыл улыбку. — Хотя, опять же, качество надо учитывать… Кстати, был я недавно в Москве, и мне там говорили, что английская фирма «Кроутс» уже запрашивала наше правительство о цене на еловскую целлюлозу. Вы, наверное, в курсе дела?

— Нет, нет! — поспешил заверить Карлтон. — С фирмой «Кроутс» на эту тему переговоров мы не вели.

Наступила вынужденная пауза.

— Прошу, господа, — обратился к сидящим Ушаков.

— После поездки по вашей стране мы еще будем в Москве. Мы хотим внести ряд деловых предложений, — начал опять президент компании. — Вы заключили сейчас несколько соглашений с Японией. Мы тоже готовы построить вам такой целлюлозный гигант, как у нас во Флориде. Если бы наши предложения в Москве заранее обсудили…

— Я понял вас, — подтвердил Ушаков. — На каких же условиях вы предлагаете эту сделку?

— Мы имеем богатый опыт, — начал Карлтон издалека. — Наша продукция лучшая в мире. Америка не Япония. Лес и сырье нам не нужны… Валюта! Завод будет стоить ориентировочно сто — сто двадцать миллионов долларов.

Ушаков перевел взгляд на Головлева:

— Леонид Павлович, ты не помнишь, сколько стоил нашим гостям завод во Флориде?

— Как же не помню, Виталий Сергеевич, судя по официальным данным, Двадцать пять миллионов!

Кроме американцев, все рассмеялись. Нет, даже Томсон не скрыл улыбку.

— О цене мы можем договориться, — ничуть не смутился Карлтон.

— Господа! Тех, кто курит, прошу курить! — объявил Ушаков. — Не стесняйтесь.

Ответом было общее оживление. Ушаков достал портсигар, положил на стол. Остальные последовали его примеру.

— Невольно напрашивается один вопрос, — сказал Ушаков.

— Прошу, — отозвался Карлтон.

— Как вы решились построить завод нам, если до сих пор не решаетесь торговать целлюлозой?.. Внесли ее в список стратегического сырья…

Скорей с огорчением, чем с одобрением, президент пояснил:

— Мы тоже реалисты, мистер Ушаков. Времена меняются. Все равно через несколько лет вы будете иметь свои заводы. Чем скорее, тем лучше для вас. Мы поможем вам в этом. Выгодно вам и нам.

— И вам разрешат построить для нас завод?

— О, мистер Ушаков, есть много путей для этого.

Ушаков нелегко вздохнул, заговорил тихо, но так, что было слышно отчетливо каждую фразу:

— Разумеется, есть пути. В годы войны мы воевали вместе против фашистской Германии. Воевать воевали, но фирмы Америки и тогда умудрялись продавать алюминий через посредников нашим общим врагам… Не кастрюли Гитлер из них штамповал… Самолеты…

Карлтон слегка побледнел, кажется, оскорбился:

— Мистер Ушаков, я позволю себе вас заверить, что ни я, ни мои коллеги подобных сделок с Гитлером никогда не имели!

— Ну что ж, извините, — сказал Ушаков, — к слову пришлось. Раз уж пообещал говорить с Москвой, то сообщу и об этом вашем предложении.

— Благодарю вас.

— Какие просьбы будут еще? — обратился Ушаков к остальным гостям.

Но, видимо, у американцев все было заранее оговорено, потому что взял слово опять президент компании.

— Мы были счастливы увидеть своими глазами Байнур. Простите, мы не претендуем на ваши богатства. Но это сокровищница не только русского народа, она принадлежит человечеству. Во имя гуманных идей мы бы пошли на то, чтобы перенести за свой счет Еловский завод в любое другое место.

— За свой счет? — спросил Ушаков. — Я не ослышался?

— Не ослышались, — подтвердил Карлтон.

Ушаков окинул взглядом присутствующих. Лица американцев были невозмутимы. Ершов с Головлевым удивленно переглянулись. Ершов улыбнулся скептически, стал что-то записывать снова в блокнот.

Карлтон, очевидно, решил не дать Ушакову опомниться:

— Да, да, мистер Ушаков! Как лично вы относитесь к строительству завода на Байнуре?

Вновь наступила предельная тишина. Даже стало слышно, как скрипит перо американского журналиста. Немудрено, если завтра за рубежом появится статья о том, как русские отклонили разумное предложение американцев о переносе завода с озера Байнур.

Ушаков отложил сигарету. Время вносило в жизнь свои коррективы. Заставило и его переосмыслить ценности. Начало тому было положено еще в Москве, когда пригласили в ЦК. Напрасно грешил он на жену. Она не пала так низко, как думал он. Написала письмо, что пока живет у сестры в Крыму. Разберется во всем…

В ЦК же бросилась Ушакову в глаза деловая, спокойная обстановка. Он побывал почти во всех отделах. С ним везде говорили обстоятельно и конкретно о нуждах, задачах, проблемах.

Немало сделал Пономарев. Поддержал советом и делом. Скорее всего, это его идея: собрать, наконец, ученых, проектировщиков, работников партийного и хозяйственного аппарата. Быть может, в последний раз все взвесить, прийти к единому решению…

— Вы задали сложный вопрос, — ответил президенту компании Ушаков. — Перед нами сейчас он встал во всей своей полноте. У нас есть сторонники и противники Еловска. Люди солидные, ученые с крупными, именами. О Байнуре много писалось в нашей печати, много пишут у вас. Ваши журналисты называют нас варварами. А вот сомневаюсь, что ваше предложение продиктовано истинной заботой о Байнуре!

— Но мы ничего не требуем взамен, — не вытерпел Карлтон. — Мы потратим не ваши, а наши деньги.

— Не знаю, из какого кармана вы их возьмете, но это уже политика. Лично мне думается, завод надо достроить.

— Вопреки мнению академиков, специалистов, мировой общественности?

— Почему вопреки? — не согласился Ушаков. — Есть два мнения. Одно — оставить, второе — отказаться, использовать корпуса для других производств.

— Судя по признанию ваших газет, десятки рек России загрязнены, — не выдержал президент.

— А сколько у вас загрязнено? — вставил Ушаков.

— И у нас не меньше. Но у нас, как нередко выражается советская пресса, хищническое использование богатств природы.

Ушаков рассмеялся: