Лев Кукуев - Море в ладонях

Он отправил ей два письма и новогоднюю телеграмму, а получил одну открытку с текстом в несколько строк.

Что это? Долг вежливости или отписка?

А ему и дядя Назар прожужжал все уши, что зверь и тот берлогу имеет, птица — гнездо.

Завтра утром, чуть свет, он уедет в зверосовхоз. На первый случай закупит тридцать норок, по десятку песцов, соболей. Начало фермы заложено, построены клетки-садки, огорожена территория, к весне достроится ледник. Отловлено на кормежку зверю восемь тонн сорной рыбы. Мало? Еще наловят, хоть тридцать…

— Прошу к столу! — перебил мысли Дробова Ершов.

Ксения Петровна, Марина, Катюша уселись рядком.

— Так не пойдет, — возразил им хозяин дома. — Андрей, поменяйся местами с Мариной. Ты, Катюша, подвинься. Я сяду между тобой и Ксенией Петровной. Ну, а Саша сидит на месте. Он самый догадливый. Андрей, разливай!

— А этой милой паре шампанское или коньяк? — спросил Дробов.

— Нам виноградного сока лучше, — заявила Катюша.

— Быть по сему!..

Ершов поднял бокал:

— Проводим, друзья, старый год. Не зря же мы его прожили?! За радости и успехи, которые были у каждого!

Наступил момент, когда, действительно, хочется обернуться, чтобы увидеть отрывок жизни длиной в целый год.

Зазвонил телефон. Катюша выбежала в прихожую и вскоре потребовала отца. Было слышно, как Ершов поздравлял кого-то, пожелал много благ… А когда возвратился, улыбнулся, как школьник, отхвативший случайно пятерку.

— Варвара Семеновна, — объяснил он, — получила открытку и позвонила.

Губы Ксении Петровны чуть вздрогнули, глаза потемнели. Меньше всего теперь ей хотелось оглянуться на прожитый год. За спиной до сих пор стоял Ушаков. Как-то он позвонил в понедельник — выходной день театра. Просил встретиться с ним в музее, где людно только во время экскурсий. И они встретились. Но она его тут же спросила: нужно ли было встречаться? Она уважает его. Лучшего друга ей не найти. Но и он ее должен понять. Она хочет тоже любить, иметь полное счастье. Что она принесет Ушакову? Что? Она свободна морально и нравственно… Он не свободен. Приезжала же к ней Тамара Степановна… Стоит ли им ломать свою жизнь?.. Не сменяет ли он кукушку на ястреба?!

Ей было жаль его, когда он ушел. Но то, что свершилось, свершилось к лучшему.

Уловив ее минутное замешательство и упрекнув себя в бестактности, Ершов спросил:

— Добавить салат?

— Нет, спасибо…

Он не знал о ее отношениях с Ушаковым и знать ничего не хотел. Напомнив о старой стенографистке, напомнил об истории с квартирой. Получилось неумно. Кстати вмешалась Катюша.

— Папа, а я тебе на окно положила бандероль. Марки там с кенгуру. Какой-то Роберт писал, а больше понять ничего не могла…

— Робертс! — подсказал Ершов.

В пергаментной упаковке оказалась книга в мягкой обложке.

— «Коммунисты»! — вслух прочитала Марина название. — И далее, на титульном листе: «Писателю-сибиряку, от автора из далекого Сиднея!»

Она полистала книгу, должно быть, нашла, что искала:

— «Бирюсинск — город модный. Каждое лето тысячи туристов устремляются сюда. В прошлом году, как мне сказали в отделении «Интурист», Бирюсинск посетило более тридцати тысяч иностранных гостей. Их привлекают не только Байнур и Бирюса, тайга и обширные степи этого края, бесчисленные стройки и новые города, привлекает прежде всего человек. Человек новой формации. О людях-сибиряках мне и хотелось бы рассказать…»

Но дочитать главу Марине не удалось. Истекали последние минуты уходящего года. Не терпелось Катюше и Сашке, когда стрелки часов стали сходиться на цифре двенадцать. Зазвучал сигнал точного времени. «С Новым годом, товарищи!» — торжественно произнес диктор. Было видно, как за окном, в стороне Бирюсинского моря, в небо взвились десятки ракет, донесся залп.

— С Новым годом! — повернулась Ксения Петровна к Ершову.

— С новым счастьем, — ответил он и отпил глоток.

— Я счастлива, — сказала она так тихо, что за шумом и звуками музыки мог услышать ее только он.

И вдруг он почувствовал, что в эти два слова она вложила и смысл и душу. Сказаны они были необычно. Впервые увидел, что кое-что значил для этой женщины. Сейчас она приоткрылась ему случайно, невольно. И он осмыслил впервые, как важно это открытие для него, почувствовал нарастающее волнение. Он хотел ей сказать нечто важное, но, как на грех, все слова, которые приходили на ум, казались банальными и пустыми. Он допил бокал, не сводя с нее глаз.

Было около часу, когда все пошли на горку. Санки нашлись у Катюши и Сашки. Ребята наперегонки бежали по широкой тропе к катку, откуда доносились голоса, смех и песни.

— А что, неплохая была бы пара? — спросил Ершов, поддерживая Ксению Петровну под руку, намекая на Дробова и Марину, которые успели на сотню метров уйти вперед. Он позабыл перчатки. Одну руку держал в кармане пальто, вторая, как в уютной варежке, грелась у локтя Ксении Петровны.

— Хорошая, — не без доброй зависти ответила она. — Только что-то сегодня Марина грустна. А впереди пара лучше. — Это уже относилось к Катюше и Сашке. Свет луны делал лицо Ксении Петровны таинственным.

— Минуту назад о чем вы подумали?

— Я? — она растерялась.

Он понял, она не скажет. Видимо, мысли ее были настолько значимы, что их нелегко доверить. Конечно, о счастье, но только каком и с кем?

Все чаще им встречались люди в костюмах и масках. Непонятно по какой причине, гусар оказался в валенках, тем более, что ночь выдалась исключительно теплой. Медведь отплясывал с зайцем, лиса с бобром…

Катюша и Сашка поджидали у крайней горки. Как ни велик был соблазн, они решили предоставить санки в первую очередь взрослым. Ершов установил порядок, против которого никто не стал возражать. И Сашка с Катюшей на первых санках помчались с горки в самый конец ледяной дорожки, где было темно и пустынно.

Марина с Андреем уехали следом.

Вернулись ребята, и пришла очередь Ершова и Ксении Петровны. Она села вперед, подобрала шубку, он уселся за нею, взял крепко за локти. Катюша с Сашкой столкнули их. И ветер, и люди — все устремилось навстречу с диковинной быстротой. Там, где горка сходила на ледяную дорожку, санки подбросило, и Ксения Петровна, ахнув от страха, прильнула сильнее к Ершову. Прядь ее волос, выбившись из-под шапочки, защекотала ему лицо. Он прижался щекою к ее виску, закрыл глаза, задышал учащенно и горячо. Санки мчались с неослабевающей быстротой, и каждый из них, боясь открыться другому, хотел, чтобы этот стремительный бег превратился в вечность.

Но вот они оказались в конце ледяной дорожки. Он встал и подал ей руку. На какое-то мгновение она задержала ее в своей. Взгляд ее был встревожен, и можно было подумать со стороны, что это они герои чеховской «Шутки», что только что между ними произошло нечто подобное. Однако чеховский герой шепнул своей Наденьке о любви. Виктор Николаевич не смог бы так зло пошутить. Пока они неслись с горки, он пережил одно из лучших мгновений в жизни. А она всем своим существом хотела понять его…