Лев Кукуев - Море в ладонях

Ершов окончательно убедился, что больше ему не уснуть. Лежать ночью с открытыми глазами он любил только в поле, когда мерцание звезд склоняет к раздумию, когда не приходит на ум, что ты лежишь в заколоченном ящике. Он снова закрыл глаза и прислушался. В доме полная тишина. Рядом с ним, через стенку, Ксения Петровна. Не будь этой стены, он мог протянуть к ней руку, коснуться. «Спит или не спит? Почему в глазах ее были слезы?»

Он протянул руку к приемнику, безошибочно нажал нужную клавишу, и сразу шкала приемника вспыхнула бледно-розовым светом, обозначились десятки названий больших и малых городов. Он до предела убавил громкость. В эфире сплошная музыка: вальсы и марши, эстрадные песни, миниатюры… Видимо, Ватикан или «голос свободы» выдает нечто рождественское — пение под орган.

Ершов медленно вращал ручку настройки. В Западной Германии появился новый бесноватый Адольф. Реваншисты не скрывают своих намерений. Стало больно, досадно…

Потом он наткнулся на «Голос Америки». Эти вели пропаганду хитрей. Вещали на русском Лондон, Кельн, Токио… В новогоднюю ночь старались погуще засорить эфир…

А здесь, в этом доме, их трое: Катюша, Ксения Петровна и он. У них без того много сложностей в жизни. Неужели придется еще когда-нибудь воевать? Снова шинели, окопы, снаряды и бомбы. Годы текут, а память о прошлой войне не стареет. К прежним тревогам добавились новые. То, что может случиться с самим, сложно представить и все же возможно. Но невозможно представить… Мысли метнулись к Катюше. Ершов с силой провел рукой по лицу, встал, оделся и вышел на улицу. Снег падал мягкими хлопьями, но был еще неглубок. Где-то в переулке за коттеджами, расходясь по домам, перекликалась молодежь. И тут внезапно Ершов заметил, что чьи-то почти исчезнувшие следы ведут от веранды в сад, туда, где беседка.

Ксения Петровна вздрогнула, когда он коснулся ее плеча.

— Вы? — спросила она.

Ей так сладко дремалось, было тепло и уютно.

— Что вы придумали? — спросил он с тревогой.

— Простите. Это, наверное, с вина.

Он не стал ни о чем расспрашивать, не стал укорять, говорить, что морозного воздуха сколько угодно и на веранде.

Стоило только ей встать, и она тут же почувствовала, как сильно продрогла, ее трясло.

— Идемте в дом, — торопил он, хотя она и без того повиновалась во всем.

Он провел ее сразу в гостиную, снял шубку, усадил на диван, стянул сапожки и стал растирать холодные, как ледышки, ноги.

Ей было больно, но она пыталась смеяться. И когда только почувствовала, что ноги ее горят, тихо сказала:

— Хватит, спасибо.

Он взял ее руки в свои, задышал на них, взглянул ей в глаза и понял, что не ошибся, когда думал, что кое-что значил для этой женщины.

— Прошу! — сказал Ушаков, поднимаясь навстречу гостям.

По настоятельной просьбе американских промышленников он принимал их у себя. Первым входил мистер Карлтон — президент и глава компании — сухой высокий седой мужчина лет шестидесяти, с прозрачными, чуть желтоватыми мешками у глаз. За ним проследовали директора и компаньоны, журналист и, наконец, Марина.

— Прошу, — повторил Ушаков, указывая на кресла за большим зеленым столом, предназначенным для заседаний и совещаний.

С одной стороны стола занимали места «свои», с другой рассаживались прибывшие гости. Ушаков занял кресло в торце, так, чтобы видеть всех.

— Хочется прежде всего спросить гостей, хорошо ли они устроились, какое у них впечатление от города, от поездки по краю?

За своих деловых коллег отвечал мистер Карлтон, переводила Марина. Если верить американцам, то Сибирь поразила их. Они никогда не представляли, что здесь столько промышленных предприятий, такие гигантские стройки и гидростанции, комбинаты и заводы. Теперь они верят: все, о чем пишут русские, это не пропаганда… В гостинице устроились, разумеется, хорошо. Правда, вчера в течение получаса в номерах не было горячей воды, но им объяснили: к линии теплоцентрали подключался новый жилой корпус… Березовский лесопромышленный комплекс произвел на них, как на специалистов, колоссальное впечатление. Им предстоит побывать в Бурятии, Красноярске, Иркутске, и они теперь уж не удивятся, если нечто подобное увидят и там. Их поразили темпы строительства Еловского целлюлозного завода на Байнуре. Поразили и огорчили. С такой красотой, как Байнур, ничто не может сравниться. Это изумительный дар природы. В Америке было немало прекрасных озер, но многие из них давно утратили свою первозданность и прелесть… Любезность, с какой их встречали везде, не может не тронуть. Если бы между деловыми кругами Америки и Советским Союзом были всегда такие же добрые отношения… Но это дело большой политики. Они же здесь гости, всего-навсего деловые люди. Поэтому они не станут отрывать драгоценное время у столь высоких гостеприимных хозяев и выражают глубокое удовлетворение за прием, оказанный им…

Речь президента компании напомнила Ушакову поездку в страну восходящего солнца и тех дипломатов, которых пришлось позднее ему принимать в Бирюсинске и на Байнуре.

— Я рад, что у нас вам понравилось. А теперь, господа, представляю своих товарищей. Рядом со мной — главный инженер проекта Еловского целлюлозного завода, рядом с ним — начальник строительства.

Американцы одобрительно закивали. С Головлевым они знакомы по поездке в Еловск.

— А это — директор проектного института Ильин Борис Алексеевич. Мне известно, что с вами приехал писатель и журналист мистер Томсон, я позволил себе пригласить Виктора Николаевича Ершова — писателя, публициста. У них могут тоже возникнуть взаимные интересы. С нашей переводчицей вы знакомы. А теперь мы к вашим услугам. Прошу задавать вопросы.

— Ваша печать много пишет о мирном соревновании, — заговорил президент, — это хорошо и это нас вполне устраивает. Когда вы намерены догнать Соединенные Штаты по выпуску кордной целлюлозы?

Ушаков откровенно пожал плечами:

— Я могу говорить о делах трудящихся нашего края, но не могу говорить за иркутян, красноярцев, за Бурятию, а тем более за весь Советский Союз. Выпуску бумаги, картона, целлюлозы мы придаем большое значение. Многие вопросы, связанные с этим, находятся в стадии разрешения. Так что говорить сейчас о конкретных цифрах преждевременно.

— Да, да, — согласился президент. — Когда мы беседовали с мистером Головлевым, то он нам сказал, что кордная нить, полученная из еловской целлюлозы, будет выдерживать собственный вес в шестьдесят километров — это почти недостижимо. Вы разделяете его мнение?

Ушаков видел, как журналист Томсон записывал каждое слово, произнесенное им.

— А почему бы не разделять? — спросил он. — Головлев начальник строительства. Специалист. Только вчера нам стало известно, что лабораторным путем получена кордная нить на разрыв в семьдесят километров. Вот для такого корда мы и должны производить целлюлозу.