Галимджан Ибрагимов - Дочь степи. Глубокие корни

Вокруг акына, давя друг друга, толпился народ. На каждое обращенное к нему слово он отвечал без малейшей запинки.

Среди народа, толпившегося вокруг акына, находился и жених Карлыгач-Слу Калтай. Был он глуповат, но отстать от людей не хотел и спросил Толсомджана:

— Из глаз твоих течет вода, лицо твое почернело. Или ты встал из сырой могилы?

Акын не задумываясь речитативом ответил:

— Мы слышали, что существуют мертвые сердца, которые не знают горя, не станут печалиться, даже если обрушится мир. Но пусть сегодня никто не удивляется слезам казаха, горестному челу его. Не только человек, но даже земля и небо сегодня объяты тяжелой думой. Разве черные тучи, закрывшие ясное солнце, разве дождь, падающий на нас, не есть траурное покрывало неба по поводу смерти Байтюры и горестные его слезы?

Калтай примолк.

— О почтенный, создатель не скупясь наделил тебя красноречием! — хвалили певца со всех сторон.

Акын, не останавливаясь, все время изменяя мотив, пел:

— Для передачи сегодняшнего горя не надо быть красноречивым. И если чист ты душой, если не иссякла в сердце твоем любовь к народу, то даже и немой запоешь ты сегодня песню скорби. О Байтюра, ты был единственный! Кровь твоя идет от Чингиса. Деды, отцы твои были ханами, султанами. В молодости ты был храбрым джигитом, зрелым мужчиной проливал кровь за народ, под старость и днем и ночью болел его заботами. Создатель наделил тебя тысячами коней, верблюдов, бесчисленным множеством овец. От богатства твоего кормился весь род. Ты покинул нас, но осталось имя твое, оно будет жить вечно. Но на кого ты покинул нас, ау?..

Так воспевал он высокое происхождение бая, его несметное богатство, его могущество.

Друзья покойного подхватили похвалы акына, стали перечислять забытые достоинства Байтюры.

Один из татарских мулл заявил, что некий почтенный ишан сказал: «Если бы не Байтюра, вера, ислам пошатнулись бы в степи».

Татарский купец из ближайшего города, разбогатевший на дешевой скупке у казахов шерсти и джабаги и втридорога продававший им разные товары, подхватил замечание муллы:

— Почтенный Байтюра был известен не только уездному начальству или губернатору, но даже самому царю. Разве Байтюра не был одним из двух иль-агасы, ездивших на коронование ныне царствующего Николая Второго?

— Байтюра был единственный. Он был родовитым иль-агасы, предки его идут от самого Чингиса. Пусть господь сам укажет путь тому, кто займет его место, — сказал Янгырбай, один из руководителей партии Байтюры.

Так хвалили покойника друзья, превозносили его до небес, а враги, хотя и собрались на дженазу, агитировали среди преданных людей против возможности занятия места Байтюры его братом Якупом и говорили при этом:

— Издох злодей, стоявший во главе казахского общества. Теперь народ сам распорядится собой. Теперь уж казахи не пойдут снова в рабство к Найманам.

Народ шумел, вокруг акына толпились слушатели. Но вот один из них, показывая на приближающийся тарантас, заметил:

— Лошади похожи на сарсембаевских. Не Биремджан-аксакал едет?

Услышав это, Азымбай обрадовался.

— Говорил старик: «Пока жив Байтюра, кумыса, мяса у него не отведаю, но если настанет час и смерть возьмет его, на дженазу приеду», — сказал он и, указав стоящему рядом Сарсембаю на приближающийся тарантас, спросил: — Не твои ли кони?

Сарсембай еще накануне послал лошадей за аксакалом, но аул успел перекочевать в другое место, и кучер, проколесив в поисках новой стоянки, опоздал. Биремджан — аксакал, не желая опоздать на дженазу, не заезжая в Алтын-Куль, приехал в Якты-Куль. Сарсембай и Арсланбай пошли навстречу старику. Остальные, как волна, хлынули за ними. Тому была особая причина: старый Биремджан после дженазы отца Арсланбая Магджан-хаджия, состоявшейся три года тому назад, не появлялся ни на одних похоронах. Все знали вражду аксакала к Байтюре и потому хоть и не высказывали этого вслух, но сомневались в его приезде. Поэтому появление Биремджан-аксакала было большим событием. Первым подошел к старику Азымбай.

— Почтенный отец, если б ты не приехал, сердце наше было бы разбито.

Старик с помощью двух мужчин сошел с тарантаса.

— Не дури, ведь я сказал тебе: мяса, кумыса не отведаю, но на дженазу приеду. Иль забыл? — оборвал он Азым-эке.

Окружающие многозначительно переглянулись. Арсланбай хотел посоветоваться с аксакалом о том, как взять Карлыгач-Слу от Калтая и самому жениться на ней, но быстро понял, что на дженазе об этом говорить не придется. Аксакал ни на секунду не останется один, вокруг него все время будет кипеть народ. Решив отложить разговор до возвращения в Алтын-Куль, он поздоровался со стариком. Бирем-эке узнал его по голосу:

— В роду казахском есть обычай: если молодежь вернется откуда-нибудь, то едет с приветствием к аксакалу. Слышали мы, что ты в Яман-Чуле, но ты не удосужился приехать к старому другу отца. О дети!

Джигит, извинившись перед аксакалом, рассказал, почему не мог быть у него. Старика окружили.

— Мы еще вчера ждали вас. Джайляу Алтын-Куль соскучилось по вас, — обратился Сарсембай к аксакалу.

Старик в двух словах объяснил причину опоздания:

— Мы перекочевали на другое джайляу, посланный приехал поздно.

Остальные поодиночке подходили к старику, здоровались.

Раздвинув собравшихся, приблизился старый адвокат в европейской одежде. Биремджан узнал и его.

— Об услуге твоей слышал. За освобождение Арсланбая, я думаю, крепко благодарна тебе душа его отца. Достойные из народа не забудут твоего поступка.

— Ваши слова — лучшая награда. Больше мне ничего не надо, — ответил адвокат.

Подошел Янгырбай.

— Вашим прошлогодним джайляу завладели хохлы. Слышали мы, что нынче пастбищ у вас мало. Если хотите, мы через уездного начальника вернем вам ваши земли.

Аксакала усадили на ковер, разостланный перед белой юртой. Вокруг него собрались старейшие.

По почину Янгырбая разговор перешел на колонистов, русское начальство, белого царя. Биремджан некоторое время слушал молча, потом, оборвав разговор, бросил Янгырбаю упрек:

— Ты сам, покойный Байтюра и Эбельхаир, хан Малой Орды, чьи предки родственны вашим, желая получить ханскую власть над всеми тремя Ордами, продали белому царю Сары-Арка. Ваши деды за ханство, ваши отцы за султанство, вы сами за бийство присвоили лучшие джайляу, заботясь о своем богатстве, отдали Сары-Арка в рабство белому царю. А теперь хотите вернуть мне кусочек той степи, которую истоптали пришлые полчища? Я уже стар, создатель скоро призовет меня, мне больше двух шагов земли не надо.

Речь старика была подобна удару молнии. Враги покойного Байтюры и всего рода Найманов ликовали: «Ах, достойный старик! Каждое слово — тысяча золотых!» Друзья возмущались: «Не стоило привозить этого сумасшедшего старика!» Адвокат и несколько студентов и семинаристов, удивленные происходящим, опасливо оглядывались по сторонам. Поднялся старый казах и голосом, в котором звучали обида и упрек, сказал гостю: