Соломон Марвич - Сыновья идут дальше

— Значит, не открылся, — тихо сказал Дунин. — Так и следует.

Минуло два месяца с тех пор, как Дунин впервые увидел Ленина. Это было на Апрельской конференции. Дунин в перерыве подошел к Ленину. Ленин сидел на диване и с кем-то беседовал.

— Вы ко мне, товарищ?

— Боюсь, что помешал вам.

— Ничего, ничего, прошу.

На Дунина внимательно и приветливо смотрели глаза Ленина.

— Если помешал, то извините.

— Ох, как он стесняется. Никому вы не помешали. Что скажете? Откуда вы?

Ленин потеснился на диване. Дунин сел рядом.

— Большой завод? Этот, что у самого полотна стоит?

— Разве бывали?

— Нет, проезжал только мимо. Жил недалеко от вас по той же дороге. Но это давно было. После пятого года, но завод помню. А сколько теперь у вас народу? Махина. А организация ваша какая? Сколько? Не очень много. На таком заводе может быть и больше.

— Народ у нас разный…

Дунин говорил, что в посаде есть и мещане — на заводе стоит у станка, а в душе и дома обыватель, и даже еще хуже.

— Что значит хуже? Что вы хотите сказать этим, товарищ Дунин?

— А то, что они были опорой начальства.

— Ну, такие люди есть на каждом заводе, особенно на казенных. Например, на уральских заводах. Близость земли дает себя чувствовать. На Путиловском этого меньше. Но не помешали же вам такие люди объявить забастовку в феврале. Завод же стоял до самой революции. Великолепно, хотя вас и пересажали почти всех.

— Вы это знаете, товарищ Ленин?

— Я это должен знать.

Ленин посмотрел на Башкирцева, который подошел к дивану и молча поклонился.

— Где мы с вами встречались, товарищ?

— В Париже, в Лозанне.

— Вспомнил. Вы изменились. Постарели, но немного. Вот так, товарищ Дунин, выглядит за границей солидный, квалифицированный, но подпорченный капитализмом рабочий, из рабочей аристократии.

На Башкирцеве был хороший, тщательно отглаженный женою костюм, очки в золотой оправе.

— Что ж… Обличье можно одобрить, но нутро у наших гораздо лучше, глубже. Ну, а кто у вас был опорой начальства, вероятно, в триковых парах, с пояском, сапоги бутылками?

— Именно так, товарищ Ленин. — Дунин, смеясь, кивал головой.

— А какая у вас кличка тогда была, товарищ Башкирцев? Мне предварительно писали о вас тогда, но я, признаться, забыл.

— Кличка? Солиднов.

— Вот, у нас и клички были меткие. А что, товарищ Башкирцев, не бывало ли так, что по обличью вас теперь на митингах принимали? — Глаза Ленина сузились, в них блеснули искорки смеха.

Молчаливый и сдержанный Андрей рассмеялся.

— Угадали. Да, на одном митинге недавно меня сочли за эсера-интеллигента. Говорить не давали, пока не выяснили.

— Ого! Это большой наш успех в том месте, где вы выступали. В других местах эсеров еще не гонят с трибуны. Приятно было узнать.

— Но мне неприятно было стоять там в первые минуты.

— Старому большевику можно посочувствовать. А ведь мы уже старые большевики, товарищи. — Ленин огляделся. — Старые большевики, которые обязаны теперь быть молодыми, полными сил.

Андрей Башкирцев подумал (потом он сказал об этом Дунину), что совсем иначе с ними разговаривал бы Плеханов. «Я это должен знать…» Нет, от Плеханова они бы не услышали таких слов. Для него Путиловский завод оставался Путиловским заводом восьмидесятых годов, когда Плеханов был совсем молодым. Революция пятого года не привлекла его на родину.

— Так какое же у вас дело, товарищ?

Дунин просил приехать в Устьево с докладом.

Ленин обещал приехать, но день пока не мог назначить.

— Будем помещение искать… специальное, — сказал Дунин, — народ повалит. Не знаю, где и собирать. Хоть собор занимай.

— Что ж! И это бывало, — оживился Ленин. — В Лондоне мы всем съездом в церкви заседали.

К Ленину подходили два рослых бородача солдата. Они прислушались к разговору, и один полюбопытствовал:

— Церковь-то силой, что ли, заняли, товарищ Ленин?

— Что вы, товарищи! Где ж нам в Лондоне действовать силой! И вообще церкви нельзя силой занимать, это не банки. Сняли церковь на время. Деньги платили.

Товарищ, сидевший справа от Ленина, шепнул ему на ухо. Глаза Ленина были уже не смеющимися, а серьезными и чуть влажными. Он встал с дивана, крепко пожал бородачам руки.

— Спасибо вам, товарищи.

Это были солдаты полка, который вышел на демонстрацию с плакатом «Прекратите травлю Ленина».

— Есть у вас среди солдат оборонцы? — спросил Ленин.

— Есть и такие, — подтвердил один из бородачей. — Да и они лозунг насчет вас одобряли. За войну они так… по привычке. Не могут сразу отрешиться… ровно после пара в предбанник пойти. Вы скажите в полку слово хоть на пять минут — качать будут.

— Такие закачают! Ростом мы с вами не вышли, товарищ Дунин, — засмеялся Ленин.

И он, и Дунин были солдатам по плечо.

Явка была во фракции Смольного. Комитетчики ездили туда по очереди. В Смольный к тому времени переехал из Таврического дворца Петроградский Совет.

Дворец сразу опустел. Проходя по Шпалерной, Буров с любопытством посмотрел за ограду. Садовник, присев на корточки, возился возле седых приземистых пихт. На летнем солнце грели спину думские вахтеры, огромные, на подбор. В черных мундирах они лениво проходили по двору, словно Дума разъехалась на каникулы и снова соберется осенью. Караульные солдаты поддразнивали вахтеров:

— Чего столько николок на груди выставил? Не прежнее время.

— Да и у вас медали, — вяло отвечали вахтеры.

— У нас медали боевые. А тебе за что дали? Генерала на горшок водил?

Рысцой пробежал куда-то писарь с бумагами. Жизнь отсюда ушла. Буров вспомнил, как он ругался здесь с Шульгиным из-за комнат, и ему показалось, что это было так давно. Тогда еще и Ленин был за границей, и товарищи не собрались из Сибири.

А может, и сейчас думский комитет собирается здесь, в далеких комнатах, и втихомолку зреют здесь измена и заговор.

На трамвайное кольцо к Смольному приходили переполненные вагоны. Люди говорливой вереницей шли к ограде. Шумно было в бесконечных коридорах. Жизнь страны была здесь, да, здесь, несмотря ни на что, — на разгром «Правды», насилия, угрозы врага, на то, что уже не было больше двоевластия — счастливого пути истории, который мог привести к тому, что бескровно господство в стране перейдет к народу. Теперь не могло быть мира.

На лестницах, на переходах — повсюду люди. Все заводы и фронты отныне притягивал к себе Смольный. Если бы не он, то и не бывать в столице многим, очень многим из этих людей в шинелях.

Прошли дни затишья после июля. Победа врага оказалась призрачной. С каждым днем все больше устремляется сюда делегатов в шинелях. Полки и армии идут по этим длинным коридорам в новый штаб страны.

— Товарищи, как тут попасть к большевикам?