Феликс Овчаренко - Море штормит

— А теперь, Зина, — сказал наконец капитан, — попрошу вас это записать. В точности. Вся штука, собственно, в порядке слов. Где пропуск — ставьте многоточие…

Мимо молодых дубков и ветвистых грабов, пустынными полянами и глухими балками, на дне которых журчат запоздалые ручьи, плывет над землею, прислушиваясь к далеким орудийным раскатам, влажная апрельская ночь. Положив на колени толстую тетрадку в клеенчатом переплете, Зина Осадчая аккуратно выводит карандашом букву за буквой, слово за словом:

«…рмовали Петровск… кое теперь не забыть. Они спешили, но подоспели слиш… …вном бою. И се… …ди смотрели на… …ез рамы и да… …лаза моряка прожи… …жать волнения… …сжатые кула… …ли. Все подходили по очереди и… …ло было сказа… …рдце. Молодой лейтенант но… …чты. И подвиг мор… …ерез всю жизнь! Это… …рская клятва. …икто не знал, откуда он по… …шли в засыпанном блиндаже, ког… …рнут в плащпалатку пол… …к будто хотел прикрыть своим те… …ерное, будет трудно… …ник был в… …шенно необходимо на… …ликвия, символ! Я ду… …лант и еще ка… …др… цветов…»

— Это про портрет, точно! — не выдержала Зина, — Ведь все же сходится. Прямо до точечки!

— Ну-ну… — подбодрил ее Рогов. Сам он с выводами не спешил.

— Без рамы… Художник… И глаза у моряка на картине такие, что век не забудешь…

— Десант. Находка в блиндаже. Клятва перед реликвией, которая священна для каждого моряка… Это мы, пожалуй, расшифровали точно. А вот художник, портрет… — Это пока лишь догадка. Весьма вероятная, но догадка.

— Да что вы! — удивилась Зина. — Тут же ясно сказано о лейтенанте…

Договорить она не успела. Снаружи послышались шум, приглушенные голоса. Рогов распахнул полог, закрывавший вход в палатку. Из темноты шагнули двое.

В одном Зина сразу же узнала ефрейтора из сопровождения.

Второй, что был пониже, тоже показался ей знакомым.

— Разрешите доложить… — начал было автоматчик, но Зина и Рогов поняли уже все без слов.

— Беглец? — сердито бросил Рогов. — Недалеко ушел.

— Сам я, товарищ капитан, воротился.

— Верно, сам, — подтвердил автоматчик.

— Совесть заговорила?

— Промашку я дал, — сокрушенно вздохнул сапер. — Бесценный документ при себе имел. Не уберег. Теперь, стало быть, в газете мне и показываться нельзя.

— Что еще за документ?

— Человек тут один важную запись вел. Для истории, говорил, истинный клад. — Сапер провел здоровой рукой по лицу. — Недолго он с нами пробыл. Два дня, ну, малость поболе… А память теперь, считай, на всю биографию. Потому как искорка в нем особенная была. Не вдруг такого отыщешь. Даже среди нашего брата, сапера, — и то… Только получилось оно у нас неладно. На минном поле немец с воздуха накрыл. Так он — верите, нет — товарища нашего… Ранили того… Метров шестьдесят на себе тащил. Вместе они на мине и подорвались…

— Он был из флотских? — тихо спросила Зина. — Тут вот тельняшка…

— Маленько не так. Моряцкий это подарок. Он завсегда ее под гимнастеркой носил. Даром что корреспондент.

— Корреспондент? — переспросил Рогов. — Блокнот, выходит, его?

— А то чей же.

— Постойте, а о какой-нибудь картине он говорил?

— Нет, товарищ капитан, такого ровно не припомню. Наказывал только, ежели что случится, блокнот в редакцию передать. Оттого я давеча перед операцией и пошумел. Все одно в газету мне надо.

— А как хоть звали того журналиста?

Сапер вытащил из кармана целую пачку перегнутых вчетверо газет. Выбрал одну из них и отчеркнул ногтем обведенную карандашом статью.

Зина и Рогов переглянулись. Это был очерк о героях Петровского десанта.

Сережка разбежался, оттолкнулся босыми ногами от нагретой солнцем земли и очутился на зубце разрушенной стены. Держась за карниз, добрался до небольшой площадки, посередине которой чернело круглое отверстие. Он уже не раз бывал в порту, облазил сверху донизу все развалины, но всегда с опаской проходил мимо этого люка. Ему казалось: там, в глубине, — бездонный и гулкий колодец. Только шагни — и поминай как звали.

Кинув в люк камень, Сережка прислушался. Чернота сразу же отозвалась шумом. Камень зацокал вроде бы по ступенькам. Сережка почесал затылок, поразмыслил и решился. Была не была! Достал из кармана огарок свечки. Зажег его и поднес к отверстию. Тронул ногой первую ступеньку, поежился, но все ж таки медленно начал спускаться вниз.

Подвал оказался совсем неглубоким. Если бы не засыпало под потолком окна, сюда бы даже проникал дневной свет. И тогда было бы не так жутко. Свеча, она тебе не лампочка электрическая. Осветит кусочек под ногами, а по стенам такое раскидает, такие тени развесит, что хоть назад беги.

Сережка споткнулся о поломанный ящик. Еле удержался на ногах. Посветил в углу. Меж обломков кирпичей и обвалившимися кусками штукатурки торчали оборванные провода, расколотые радиолампы, валялись расплющенные и погнутые рычажки, колесики, спрессованные серебристые пластинки. Осторожно двинулся вдоль стены. Сделал шаг, другой — и нога увязла в чем-то сыром и мягком. Сережка поставил свечку на каменный выступ. Пригляделся. Придавленный кирпичами, припорошенный известкой, на полу истлевал изодранный матросский бушлат с потускневшими медными пуговицами. Потянул его к себе, отряхнул от пыли. И тут же услышал, как что-то звякнуло у самых ног. Пошарил рукой. Ничего. Поразбросал кирпичи. Поставил свечку на пол. Снова принялся искать. И у самой стены увидел небольшую металлическую коробочку. Она оказалась пустой. Через всю крышку, надвое разрезав плохо различимую надпись, тянулась глубокая бороздка-вмятина. С боков коробочка сохранилась лучше, но была в темных подпалинах.

Неожиданно за спиной у Сережки что-то щелкнуло. Он вздрогнул, не сразу догадавшись, что это отвалился от стены кусок штукатурки. Добре хоть от стены. А когда б с потолка. Да не штукатурка, а, к примеру, кирпич… Сережка схватил свечку и, боязливо озираясь, заторопился назад, к лестнице.

За спиной снова грохнуло. Теперь уже сыпалось сверху. В подвале всклубилась пыль. Запершило в горле, защекотало в носу.

Сережка, едва коснувшись перил, прытко застучал босыми подошвами по ступенькам. Попав наконец в полосу света, зажмурил глаза и ощупью стал искать край люка. И здесь он почувствовал, как кто-то схватил его за руку и рывком вытащил наверх. Сережка даже не успел закричать.

Перед ним стоял Афанасий Ильич.

— Хиба ж так можно? — сердито шевельнулись у старика мохнатые брови. — Я ж тоби наказав кирпич та плитку собирать, а ты по пещерам лазишь.

Сережка кивнул в сторону собранных кучкой плиток и обиженно засопел носом.

— Ладно, — смягчился Афанасий Ильич. — Пишлы. Работы у нас богато.