Георгий Марягин - Стратег и зодчий

— Вот вернешься в село, тебя пришабрят под ружье и поставят в Красную Армию! — со злорадством крикнул Семенов.

— Нет такой армии, — уверенно сказал Снетков. — А в Красную гвардию — по добровольчеству. Туда только фабричные да наши галахи идут.

— Вот тебя вместе с галахами и поставят в строй, — накалился Семенов. — Не заседать нужно, — уже обращаясь к Пескареву, доказывал он, — а нюхать, чем большевики живут. Вчера Ленин в военном министерстве с генералами совещался, как срочно десять корпусов создать, румынскую дырку заткнуть.

— Тебе что, сорока на хвосте принесла? — завидуя осведомленности Семенова, желчно спросил Глебов.

— Не сорока, а наш человек. Вчера ночью встретил на Владимирской, в клубе. Зашел от тоски в картишки переметнуться. Вижу, штабс-капитан за столом. Лицо знакомое! Наш! Из саратовской организации. Вместе перед войной привлекались по одному делу. Учитель, в офицеры выскочил. С «царем» в голове человек. У Мехоношина теперь в штабе. Он мне все и изложил. Там рассуждают так: по городам Октябрьская революция прошла с победой, а в деревне она еще только брезжит. Большевики думают мирным договором союз с середняками завоевать…

— А справного мужика всего лишить, — гневно прервал его Снетков. — Это мы раскусили, как пирог разжевали. Только раньше все они с голоду передохнут. Орут — «свести под корень кулака!». Кулак не дворянин, ему землю ее жаловали. Сам ест и других кормит. А теперь отдай землю прощелыгам. Россия века на мужичьей силе держится, не на мартенах и домнах. Кайзер всю технику собрал, а нас сломать не смог. А там собрались дворяне и думают на земле рай по Марксу утверждать. У нас коммуна не приживется. Мы коммуной жили. Вся Европа в рот феодалам смотрела, когда господин великий Новгород учредил вече. И мы ныне утвердим свое, крестьянское. Заставим все страны перед нами в пояс сгибаться, за хлебом идти, за льном, за маслом, за лесом, за рудой. Их прижучим еще, этих бутербродников.

— Так вот ты какой, дядя, — восхитился Семенов. — С виду сырой, а внутри кремянной!

— Это актив наш, — раскатисто смеясь, похлопал шабра по плечу Пескарев. — Земляная сила. Мы самая могучая партия. «Беки» увидели, сколько понаехало людей на мужицкий съезд. Пришли сами просить слова.

— Все эти съезды, разговоры — демагогия, — по-прежнему раздраженно сказал Семенов. — Действие на слезоточивые железы. Нужны теперь народу наши рассказы о каторге. Только утро любви хорошо. Прошло то время, когда на руках носили бабушку русской революции. Я видел, как казаки встретили Гоца в Царском Селе. Он им о своих страданиях на каторге, а казаки его к матушке, к едрене марковне… Большевики, пока наши верховоды спорили о том, выкупать у помещиков землю или нет, декретировали то, чего народ желал. Теперь мужик стоит и раздумывает, за кем идти, кого слушать… А мы все ждем помощи от союзничков…

— Ты тоже развел антимонию. Что, по-твоему, распустить партию? — набросился на него Глебов.

— Она самораспускается. Гоц в Общеармейском комитете вымаливал поддержку. Они его выслушали и отказали. Приехал сюда, а здесь… Что у нас есть? Где военная организация?

— Что же ты предлагаешь?

— Использовать обстановку. Идти на заводы. У нас еще есть сильные организации на Ижорском, Обуховском и других заводах. Организовать восстание в Петрограде. Создать боевой штаб. Они захватили власть на съезде Советов, а мы ее захватим на Учредительном собрании.

— Наши делегаты в разъезде. И вернутся ли? Ведь против них большевики уже возбудили судебное дело. Их арестуют, как только они появятся здесь.

— Не тронут. Большевики знают, кто за нами и как это может повернуться. Мы не можем просто использовать момент. Не нужно было за этой кликушей Мартовым уходить со съезда Советов. Нужно учиться у противников. Если бы мы не сидели сложа руки, ни одного орудия не вывезли бы с Обуховского завода. Ленин руководил организацией обороны. Он ездил на Путиловский. Приказал выдвинуть артиллерию против юнкеров. А наш ЦК не оставляет кабинетов.

— Что же, по-твоему, делать?

— Создать боевой центр. Ноги без головы не ходят. Убрать всю большевистскую верхушку.

— Это невозможно. Это значит вызвать террор. Выборгский и Нарвский районы уничтожат всех демократов. Уничтожат нас.

— Даже посылать на этот акт нужно уметь. Не дурачков из юнкерских училищ, которые каются и закатывают истерики. Пусть его уничтожат рабочие. Те питерцы, в которых он влюблен и которые помогли ему совершить революцию. Или солдат-крестьянин. А кого мы набрали в боевые группы? В бронедивизионе студентики. Они боятся даже машину увести, не только прицелиться в кого-нибудь. Словоблуды. Не понимают, что Герценштейн и Гоц не могут быть вождями крестьянской России. И нам нужно выбираться из этого пролетарского пекла. В самый центр России, на Волгу, в Сибирь. Там большевиков мало.

— Мы будем посылать своих военных специалистов в их армию.

— Это уже начали делать левые эсеры.

— Левые. Правые. Эсер есть эсер. Одни вернутся к нам. Другие уйдут к коммунистам… Савинков прав. Нужен террор. И нужна военная организация.

«С каждым днем все труднее разобраться в происходящем. Раньше я думал, что новое правительство, назвавшее себя Временным, сделало заявление о созыве Учредительного собрания для того, чтобы успокоить кипение политических вод.

«Это обещание просто-напросто дипломатический вольт, — уверяли меня в кругах буржуазной интеллигенции. — Русские Робеспьеры никому не уступят власти…» Но на днях появилось в печати согласие Ленина баллотироваться в Учредительное собрание.

Вместе с своими коллегами я решил побывать у председателя комиссии по выборам в Учредительное собрание Набокова. Комиссия обитает в Мариинском дворце. Именно обитает. Набоков сразу стал апеллировать к нам, просить разоблачить диктат большевиков, заставляющих ускорить выборы в Учредительное собрание. «Они хотят навязать народу своих кандидатов, как в Петрограде. Здесь уже из двенадцати выбрали шесть большевиков… Они заявляют, что не разрешат открыть Учредительное собрание, если на него соберется менее четырехсот человек. Мы все же откроем его, когда найдем нужным».

Набоков жаловался, что чиновники, работающие в комиссии, не получают жалованья, продовольствия.

Этот беспомощный и испуганный человек полунамеками говорил о том, что Запад должен помочь Востоку покончить с деспотизмом захватчиков власти».

«В нашей миссии стараются делать вид, что перемирие между русскими и немцами не влияет на ход событий. Офицеры миссии прямо говорят, что Германия будет раздавлена, а потом раздавят большевиков. Правда, некоторое смятение вызывает позиция Вильсона. Некоторые специалисты утверждают, что он склонен признать Советскую Россию и начать дипломатические отношения с ее правительством, если… Но за этим «если» такие условия, которые Советская Россия не примет. По мнению искушенных дипломатов, Америка ведет двойную игру. Она старается получить большие привилегии в Сибири и на Дальнем Востоке.