Георгий Марягин - Стратег и зодчий

— Есть сведения, что Каледин не принял Керенского, негостеприимно встретил Корнилова, — сообщил Антонов-Овсеенко.

— Но принял Милюкова, Струве… Захватил Донбасс. Украинская Рада намерена создать совместное правительство. Юг накален.

— Часть казаков не идет за Калединым. Они отказываются выполнять его приказы. Седьмая казачья дивизия отказалась идти на Москву и занимать Воронеж.

— Вы решили меня успокаивать? — Ленин поднялся из-за стола. — Мы не имеем права выжидать, давать время Каледину и Милюкову на сколачивание сил. Там фронт, настоящий фронт, и его нужно ликвидировать. Калединщину надо уничтожить, так же как керенщину. Нужно сегодня же подобрать кандидата на пост главнокомандующего советскими войсками на Юге.

Антонов-Овсеенко, застыв у входной двери, следил не только за каждым словом, но и за каждым жестом Ленина. Таким бледным он видел его только однажды, когда в Главном штабе, в ночь занятия красновцами Гатчины, он приказывал Подвойскому поднять солдат по тревоге и вывести к Пулковским высотам для отражения похода Керенского на Петроград.

— Прошу поручить это дело мне.

— С такой кандидатурой я согласен, — одобрил Ленин, — мы ее сегодня обсудим на Совнаркоме. Немедленно отправляйтесь в Харьков. Задача ясна. Нужно победить Каледина, разбить до основания его войска.

— Владимир Ильич, разрешите предварительно выехать в Ставку? — спросил Антонов-Овсеенко.

— Мы сегодня на Совнаркоме утвердим вас в должности, — сказал Ленин. — Но вы должны помнить, что ваша первая задача — организация боевых действий против Каледина. Создавайте боевой центр. Мы будем помогать отсюда и делом и словом. Свердлов готовит обращение к трудовому казачеству. На Дону теперь два политических центра — в Новочеркасске и в станице Каменской. В Каменской собрались казачьи Советы — они предъявляют ультиматум Каледину. Этот ультиматум посильнее батарейных залпов…

Декабрьская ночь возвела над Петроградом высокий свод, весь осыпанный живым золотом и алмазами. Морозный воздух был пронизан каким-то особым, едва уловимым запахом зимы, напоминавшим запах арбуза.

Ленин и Крупская вышли на площадь перед Смольным.

— Редкая для Питера ночь, — глубоко дыша, сказал Ленин. — Подними, Надя, воротник, застегни его на крючки. — Он подошел к Крупской и сам стал застегивать ей воротник. — С твоим горлом опять начнутся ангины.

— А ты, как всегда, нараспашку. Это Питер, Володя, а не Швейцария. Здесь и в мороз незаметно просквозит. Странно, что до сих пор еще не замерзла Нева. Пройдем к реке…

— Добрый вечер, товарищи, — окликнул их густой бас.

— И пригласим с собой Павла Ивановича, — сказала, оборачиваясь, Крупская.

— Ты своих наркомпросовцев узнаешь по голосу. — Ленин пожал руку Лебедеву-Полянскому, члену коллегия Народного комиссариата по просвещению. — Если не торопитесь, Павел Иванович, пойдемте с нами. Наверное, надоедает заседать с утра до вечера?

— С удовольствием присоединяюсь к вам, — живо согласился высокий, сутулый Лебедев-Полянский. — Работать никогда не надоедает, а вот заседать… Много речей, обсуждений… Заболели новой хворью — согласованием. Все согласовываем. При этом не единолично, а коллегиально. Анатолий Васильевич как-то петровскую поговорку напомнил. Дословно ее не помню, а смысл такой: вредно, когда человек самолично обладает властью.

— Но еще вреднее, когда вместо власти коллегиальные говорильни устраивают, — рассмеялся Ленин. — Я уже проверил: как поручат одному товарищу — выполнит в срок; когда берется за дело комиссия, получаешь папки с протоколами заседаний… Как издательские дела движутся? Что в Наркомпросе творится? Говорят, у вас там баталии по поводу ломки школы? Я в этих делах ничего не понимаю. Вот она просвещает, — Ленин взял Крупскую под руку.

Лебедев-Полянский начал рассказывать об издательских планах, о тех «рогатках», которые встречаются, о том, что типографские рабочие, среди которых сильно меньшевистское влияние, относятся к заказам литературно-издательского отдела равнодушно, считают, что издательское дело без «настоящих хозяев», вроде Сытина, зачахнет.

Они прошли двором почти к самой Неве. Ленин обернулся, посмотрел на Смольный. Ярко светились в декабрьской ночи его окна. Напряженная жизнь кипела там днем и ночью. К ночи становилось даже еще люднее. Вокруг здания полыхали костры, возле них грудились красногвардейцы. Из ближайшего автопарка доносились гудки машин.

Ленин хотел было повернуть обратно в Смольный, но Крупская удержала его за рукав:

— Володя, подыши еще, отдохни.

— Я покину вас, — извинился Лебедев-Полянский. — Мне нужно добираться на Петроградскую сторону.

— Мы проводим вас до Лафонской площади…

— Вы, Павел Иванович, как только натолкнетесь на какую-нибудь «рогатку» в издательских делах, — пожимая руку Лебедеву-Полянскому, сказал Ленин, — обязательно звоните мне или передайте через Надежду Константиновну. Нужно подумать об организации большого государственного издательства и подсчитать, какими тиражами выпускать Белинского и Гоголя, чтобы мужики несли их с базара. Пригласите хороших писателей вести издание определенной серии, чтобы на титульном листе было имя того, кто ведет серию. Придется уговаривать?.. Необходимо уговаривать! Много болтовни вокруг саботажа интеллигенции. Есть такие, которые убежденно саботируют все, что мы начинаем делать, но есть просто колеблющиеся, стоящие на перепутье… Ну, мы снова к себе.

— Володя, отдохни, — настоятельно произнесла Крупская.

Ленин пошел по аллее.

— К тебе не приходили сегодня путиловцы? — вспомнил он. — Была у меня делегация. Просят помощи в организации детской музыкальной школы. Детская музыкальная школа! Обязательно нужно открыть. Кто в России мечтал о музыкальном образовании для пролетарских детей? Это одно из замечательных явлений революции. Не помню, в Швейцарии были школы такого типа? Рабочие хоры там хорошие, клубы замечательно организованы. Следует организовать такие клубы и у нас. Анатолий Васильевич этим занимается?.. Кажется, у него резкий театральный крен. Почти каждый день докладывает об организации нового театра, и непременно с эпитетом «новаторский». А что там новаторского, нужно посмотреть. Обязательно выкрою время и сходим в театр. Конечно, не в новаторский и не в экспериментальный, а в классическую Александринку. Хорошо бы пригласить на гастроли Художественный театр с такими спектаклями, как «Извозчик Геншель». Столько лет прошло, а любая сценка встает как живая. Я Анатолию Васильевичу посоветовал ввести в репертуар пьесы о рабочем классе. Говорит, кроме «Ткачей» Гауптмана, ничего нет. Значит, нужно инсценировать такие замечательные вещи, как горьковская «Мать»… Ты не простыла, Надя? Боже мой, руки как ледышки! Пошли домой.