Георгий Марягин - Стратег и зодчий

— Ко мне сегодня наведались работницы из той воскресной школы, где я преподавала… — начала было рассказывать Крупская.

— Замысел разгадан, Надюша, — рассмеялся Ленин, — хочешь задержать меня на прогулке. Расскажешь дома, когда вернусь с заседания. Сейчас мне нужно посмотреть, что там наши наркомы проектируют. Многие страдают гигантоманией, хотят в один день все перевернуть и устроить коммунистический рай на земле. А работы на годы… Очень трудной работы. Проекты пишут, а о том, кто их выполнять будет, мало заботятся. Некоторые с какой-то ненавистью произносят слова «буржуазный специалист». Но ведь пролетарских институтов не было. Шляпников наслушался в Париже максималистских бредней о «рабочем царстве» и повторяет их, как соборный протопоп «иже со святыми».

Совет Народных Комиссаров заслушивал доклад наркома труда Шляпникова о планах работы промышленности. Опершись локтями о стол, Ленин перелистывал книгу. Казалось, он не слушает докладчика. Впервые приглашенные на заседание Совета Народных Комиссаров удивленно поглядывали на Ленина. Но Шляпникова это не смущало. Он с упоением человека, ступившего на неизведанную землю, докладывал о планах развития промышленности Петрограда, строительстве новых предприятий, механизации их. Он подчеркивал, что план составили коллективно члены коллегии Наркомата труда и Центрального совета профсоюзов.

Ленин отложил книгу, показал докладчику часы. Шляпников понял, что время, выделенное ему, истекло. На доклад отводилось не более десяти минут, а он говорил уже двенадцать.

— Сейчас скажу о последнем мероприятии, Владимир Ильич, и заканчиваю, — попросил Шляпников.

— Сожгли тринадцать минут, а пока — ни огня, ни дыма, — под общий смех сказал Ленин. — Хорошо, отпустим две минуты на «закругление».

Шляпников, закончив доклад, стал собирать в папку таблицы, диаграммы.

— У меня вопрос, — сказал Ленин, когда Шляпников сел за стол. — Вырабатываются ли на заводах гвозди, плуги? Как обеспечены фабрики сырьем и топливом?

Шляпников пожал плечами:

— Такие справки можно будет составить.

— Нужны не справки, а реальная картина того, что происходит на фабриках. — Ленин встал. — Вы пришли на Совет Народных Комиссаров с широковещательными планами, но от нас в деревне ждут не планов, а гвоздей, плугов, мануфактуры. Рабочие голодают, потому что деревня не даст хлеба. Она его даст, если мы направим туда нужные товары. Как вы обеспечили выработку их? Какие заводы могут дать товары для деревни? Какие военные заводы уже переведены на производство мирной продукции? За время войны в деревне пришли в негодность все сельскохозяйственные орудия. Негде достать гвоздей, красок, проволоки. А на складах заводов лежит масса непереработанного сырья. Где что лежит? Нам нужно учесть все, чем мы располагаем. Социализм — это учет. Нужно воспитывать людей так, чтобы они привыкли к учету, наладили его. Сейчас необходим реальный план работы промышленности, выпуска продукции из тех материалов, которые есть на складах. Это не значит, что практические задачи должны заслонить перспективы. Но надо уметь сочетать одно с другим. Учтите, деревня зорко присматривается к тому, что для нее делают Советы.

— Мужик недоверчиво относится не к Советской власти, — многозначительно глядя на Ленина, вмешался народный комиссар юстиции левый эсер Штейнберг.

— Любопытно, а к чему же? — насмешливо спросил Свердлов.

— Это всем известно, — вспылил густобородый смуглый народный комиссар почт и телеграфа Прошьян, — мужик боится коммунии, боится национализации земли.

— Потому что коммунией его запугивают, — спокойно сказал Свердлов. — Никакой коммунии Советская власть без согласия мужика вводить не будет. Владимир Ильич прав, нам нужно убеждать мужика не агитками, а делами. Крестьянин увидит преимущества общественного хозяйства и откажется от своего надела. Сам откажется. Жизнь научит! Ходоки из деревень рассказывают, что новых наделов им не поднять, нет тягла, приходится идти к кулаку кланяться, просить помощи.

— Справный мужик — не враг, — вскипел Прошьян. — Это образцовый земледелец. Это труженик. Земля у всех одинаковая, но бедняк собирает в пять раз меньше. Нужно Сеять так, как…

Ленин, улыбаясь глазами, посмотрел на Свердлова, Подвойского, Стучку: мол, опять левые эсеры начнут споры. Их любовь к словопрениям, полемике, пространным речам хорошо знали участники заседаний Совнаркома.

— Прошу беречь время, — поднял Ленин со стола повестку дня. — Впереди обсуждение двух декретов и отчетов трех наркоматов. О том, как сеять и пахать, мы охотно послушаем лекции, но только тех, кто сам пахал и сеял.

Раздался дружный смех.

— Сколько времени необходимо для того, чтобы составить реалистический план производства товаров для деревни? — обратился Ленин к Шляпникову.

— За две-три недели, может быть, удастся составить, — ответил Шляпников. — Нет специалистов, не идут работать. Саботируют.

— Специалисты не любят коллегиальных методов руководства, — напомнил Ленин. — Они люди дела, единоначалия и практических планов. Наша обязанность — уметь привлечь их к сотрудничеству, оказать доверие. Не видеть в каждом «гидру контрреволюции», как любят выражаться некоторые ораторы. Без их знаний мы промышленность в ход не двинем. Для руководства промышленностью и технологией нужны специалисты, нужны их расчеты, их точные планы. Этого никакие наши совещания не заменят.

— Напланируют так, что потом не расхлебаешь, — заметил кто-то.

— Там, где по-настоящему поставлен контроль, планировать будут хорошо, — сказал Ленин, — не нужно бояться доверять специалистам. Протяните им руку дружбы, и они будут работать с нами. Кстати, товарищ Шляпников, вместе с планом производства гвоздей и других товаров для села представьте список владельцев предприятий, крупных инженеров, привлеченных вами для управления промышленностью. И найдите тех, кто торговал. Начинайте у них учиться торговле.

В конспиративной квартире на Литейном, в гостиной, за большим обеденным столом, сидели руководители военного отдела Центрального комитета партии эсеров: затянутый в отлично сшитый мундир полковник Пораделов; хмурый, еще больше осунувшийся, с воспаленными до красноты глазами, в мятой, заношенной солдатской гимнастерке Семенов; долговязый, с удивленными глазами Герценштейн, вздрагивавший от каждого шороха. Перед ними лежал план города, на котором Семенов чертил какие-то линии.

— Сделайте перерыв, — умоляюще посмотрел на Семенова, курившего папиросу за папиросой, Герценштейн, — задымили всю комнату. У меня в висках стучит.