Георгий Марягин - Стратег и зодчий

Возле кабинета Ленина, как обычно, толпились солдаты, крестьяне, рабочие. По их лицам, помятым усталостью, дальними путями, можно было судить, что привели их к этим дверям большие заботы и тревоги.

Ленин, приходя на работу, пытливо всматривался в лица посетителей Смольного, как бы выбирая из них желанного собеседника.

В приемной Совнаркома, небольшой комнате, перегороженной надвое диваном, работали дежурные. В соседней проходной комнате секретариата за пишущей машинкой сидел секретарь Совнаркома инженер Горбунов, возле него, облокотись о небольшой шкаф, стоял Подвойский.

— Крыленко просит разрешить отвод войск на переформирование, — проговорил Подвойский, увидев Ленина, и протянул ему телеграмму.

Ленин прочитал телеграмму и вошел вместе с Подвойским в кабинет.

— Дрянные дела, — сказал Ленин. — Это развал армии, Николай Ильич. Нужен мир. Любой ценой. Солдаты голосуют за мир, а р-р-революционные трещотки кричат: «До победного конца!», «Мир без аннексий!» Срываются наши расчеты, трудно надолго затянуть перемирие. А хорошо бы еще с полгода протянуть. Вы с генштабистами беседовали о состоянии армии? Какими способами они собираются укреплять ее? Сегодня с ними непременно нужно встретиться.

— Их вызвать сюда? — опросил Подвойский.

— Нет. Я приеду в Наркомвоен…

В седьмом часу вечера в доме бывшего военного министерстве на Мойке стали собираться сотрудники Наркомвоена и бывшие офицеры Генерального штаба. Они были удивлены — Ленин приехал раньше всех. Для совещания он почему-то облюбовал небольшую комнату, в которой прежде размещался дежурный адъютант. Комната была обставлена скромно: стол для дежурного, старый продавленный диван, столик телефониста, стулья в простенках.

Подвойский пригласил Мехоношина, Дыбенко, сотрудников Наркомвоена, ожидавших в коридоре.

Один за другим входили военные.

— Николай Ильич, — обратился Ленин к Подвойскому, — познакомьте, пожалуйста, всех с телеграммой главнокомандующего Крыленко.

Подвойский начал зачитывать телеграмму. Генштабисты понуро слушали, стараясь не встречаться взглядом друг с другом.

Верховный главнокомандующий русской армией Крыленко сообщал о нехватке продовольствия, массовом дезертирстве солдат. Он предлагал отвести войска Румынского фронта на несколько переходов в тыл, чем устранить важнейший повод к дальнейшему самовольному уходу солдат из рядов армии.

Пожилой осанистый военный с седыми баками смахнул слезу со щеки. Кто-то вздохнул после зачтения телеграммы, из угла комнаты донесся шепот: «Развал…»

Подвойский сел. Усталое лицо его лоснилось от пота.

— Комментировать не приходится, — проговорил Ленин. — Что нужно предпринимать?

— Господин Ленин, — поднялся сухощавый, низенький старик. На его генеральском мундире белели полосы от споротых погон. — Армию следует максимально сократить. С меньшим количеством людей легче управляться… Очистить офицерский корпус от скороспелых командиров, которым присваивали на ходу звания только потому, что они имеют аттестат об окончании гимназии. Оставить хороший, проверенный костяк, а потом уже наращивать здоровое мясо. По-моему, следует срочно отвести армию на два-три перехода в тыл, экипировать и двинуть в наступление.

— Нет, наступать мы не намерены. Прошу садиться. И отводить армию даже на полперехода не разрешим. Вам, военным специалистам, понятно: отвести — значит пустить неприятеля в глубь страны.

— Сдать Одессу… Позволить Германии высвободить половину дивизий, которые сейчас заняты на ее Восточном фронте, — раздались голоса.

— Но самое опасное, — продолжал Ленин, — это позволить противнику выполнить желание отечественной буржуазии — удушить революцию. Мы отводить армию в тыл не будем. Не будем, — повторил он. — Нужны более реальные, полезные меры.

— Разрешите доложить проект реорганизации армии. Начальник Генерального штаба Потапов, — поднимаясь из-за стола, веско произнес генерал с тяжелым лицом.

О роли Потапова, с помощью которого удалось переломить саботаж сотрудников Генерального штаба, избавиться от тех, кто не только не приносил пользы, но мог быть вреден, Ленину сообщали Подвойский и Кедров. Потапов провел чистку аппарата, заново укомплектовал управление военного министерства. Месяц назад его утвердили начальником Генерального штаба.

— В записке Генерального штаба о конструкции новой армии было три предложения, — начал Потапов. — Старую армию всю распустить, оставить на службе несколько команд и пропускать через них все население, обучая его военному делу. Такие ячейки-команды должны быть на местах. Неделю назад на совещании делегатов фронта этот проект отвергнут. Член коллегии Наркомата по военным и морским делам Кедров предлагал организовать социалистическую гвардию без участия крестьян, от использования старой армии отказаться совсем. Семнадцатого декабря, — продолжал информировать Потапов, — на совещании делегатов фронтов, членов военной коллегии и представителей Генерального штаба была выдвинута идея создания армии из добровольцев, которых принимать по рекомендации местных Советов. Двадцать первого декабря мы представили в Наркомвоен проект создания новой армии по этому принципу. Нужно сформировать тридцать шесть дивизий по десять тысяч солдат в каждой. Для формирования удобнее всего Московский район.

— Мы начали создание армии социалистической, добровольной, — одобрительно повторил Ленин. — Но сегодня ее еще нет. Сегодня архиважнейшая задача — как остановить отступление на юге. Как придать фронту устойчивость, как поднять дух войск, упорядочить транспорт. Есть ли у нас силы сделать это. Прошу высказаться.

— Может быть, своими соображениями поделится генерал Одинцов? — Подвойский обернулся к военному средних лет в казачьей форме, сидевшему около столика телефониста.

— Считаю гражданской обязанностью откровенно высказать свое мнение. — Одинцов вышел на середину комнаты. — Председатель Совета Народных Комиссаров спросил, есть ли у нас силы на то, чтобы исправить тяжелое положение на фронте. Есть и на фронте, и в тылу. Но эти силы не собраны. Там управляют войсками люди, разлагающие армию.

— Старые офицеры? — ехидно пробасил кто-то.

— Старые или молодые — не в этом суть, — спокойно сказал Одинцов. — За развал войск отвечают командиры. Их нужно заставить отвечать за отход. Подбросить на фронт свежие командные силы не для того, чтобы наступать, а для того, чтобы навести порядок в войсках.

«Послушали бы генерала Одинцова, — думал Ленин, — наши «левые коммунисты», равняющие всех буржуазных специалистов под один ранжир — предателей и саботажников. Одинцов сам после Октября обратился в Военно-революционный комитет с просьбой использовать его знания и опыт. Он не одиночка. Потапов и другие честные генштабисты по своей воле стали служить советскому строю».