Георгий Марягин - Стратег и зодчий

— Когда прорвалась плотина, не рассуждают, чем ее чинить — лесом, цементом или железом, — продолжал Одинцов. — Хватают все, что есть под руками, и сдерживают напор воды, чтобы плотину не снесло совсем. То, что происходит на Румынском фронте, может обратиться в полную анархию…

Началась по-военному сдержанная, но острая полемика между сторонниками отвода армии для переформирования и предельного сокращения без отвода ее. Раздавались голоса за принятие предложения союзников, готовых начать комплектование частей союзного командования на территории России из солдат, которых «уступит» для этого Советское правительство.

— Мы не позволим продавать людей, — оборвал Ленин офицера, излагавшего предложение французской военной миссии.

Он внимательно слушал выступавших, задавал вопросы сторонникам сокращения армии о возможной мощности огневого залпа, структуре сокращенных частей, об эшелонировании их в обороне.

Генштабисты, не скрывая удивления, реагировали на эти сугубо военные вопросы, убеждавшие в том, что Ленин знал мобилизационное дело, был знаком с программами подготовки и обучения войск, был в курсе дискуссий об использовании артиллерийского огня и взаимодействия родов войск.

Значительная часть генштабистов склонялась к плану сокращения армии и чистки ее.

«Как бы ни были опытны эти люди, помощь их будет ограниченной, — думал Ленин, слушая рассуждения выступавших. — Строить с ними социалистическую армию трудно. Они будут за новыми ростками ухаживать по-своему. Нужно начинать самим, не отказываясь от их помощи. Штаб Красной гвардии подготовил немало хороших отрядов и командиров».

— Старую армию нужно временно сохранить, — сказал Ленин. — Вполне определенно, что отводить ее нельзя ни в коем случае. Все войска должны остаться на фронте. Здесь кто-то верно сказал, что этот фронт превратился в кашу, вернее, в кисель. Но там можно и нужно навести порядок.

Глядя на Ленина, Потапов невольно вспоминал о встречах с министрами, главами царских кабинетов в этом здании. Те были чиновниками без инициативы, самовлюбленными, самонадеянными, для которых народ, Родина, долг, интересы нации были громкими, пышными словами, лежавшими вне сердца и ума. Потапова поразило то, что Ленин так свободно владеет оперативной перспективой. Когда Ленин говорил о фронте, чувствовалось, что он видит всю массу войск на огромной территории и представляет, что может произойти, если отвести ее в тыл. Потапов дивился, откуда у этого сугубо гражданского человека такие глубокие знания организации армии…

В дни Октябрьской революции Потапов изумлялся блестящей организации внешних и внутренних обводов, блокирования Зимнего дворца. Теперь он вдруг осознал, что военными силами Октябрьского восстания руководил Ленин.

Слушая план Ленина об укреплении Румынского фронта, Потапов убедился, что такие решения не возникают экспромтом; человек, незнакомый с принципами организации армии, не мог даже помыслить о таком решении. Но это в то же время был революционно дерзкий план, отметавший все старые каноны мобилизации сил.

— Мы можем вернуть армии устойчивость, — убеждал Ленин генштабистов. — Нужно немедленно влить в нее свежие силы. Они у нас есть. Это красногвардейские отряды Москвы и Петрограда. Силы народа неисчерпаемы. Большевики говорили раньше о том, что война бесцельна. Мы изобличали тогда оборонцев. Теперь мы сами оборонцы. Спорить об армии, какой она должна быть, мы будем. Но сейчас мы не имеем права медлить ни одного дня. Сейчас же начнем отправлять на фронт красногвардейцев, а наряду с этим немедленно приступим к организации новых частей Красной гвардии. На Румынском фронте сейчас миллион двести тысяч солдат. Триста тысяч красногвардейцев хватит, чтобы сцементировать этот зыбучий фронт. Этой силой мы располагаем. Мы создадим десять корпусов, в течение восьми — десяти дней двинем их из Питера и Москвы на Румынский фронт. И сразу же вызовем с фронта делегатов, которых выберут солдатские комитеты, они будут инструкторами новых частей Красной гвардии. Мы обязаны создать еще десять новых корпусов Красной гвардии в триста тысяч человек…

— Кто будет формировать эти десять корпусов? — спросил Подвойский, когда вышел с Лениным из здания военного министерства.

— Пока штаб Красной гвардии под контролем коллегии Наркомвоена, — разъяснил Ленин. — До начала заседания Совнаркома еще полчаса. Пройдемся? Хороший вечер. Редкая для Питера зима. Товарищ Гиль, — окликнул Ленин шофера, — поезжайте до Инженерного замка, там подождите. Мы с Николаем Ильичом подышим.

— Значит, готовить декрет об армии?

— С декретом не спешите, — сказал Ленин. — Декрет — дело большое. Нужно посоветоваться с народом… Продумать — из кого должна формироваться армия, кто будет главнокомандующим, а потом все изложить в декрете. Не спешите, — повторил он, — но и не откладывайте надолго. Обсудите этот вопрос в военной организации ЦК, потом на совещании военных. На Петросовете потолкуйте с Юреневым, Трифоновым, у них богатый опыт по организации рабочей гвардии. Затянуть бы перемирие, тогда мы по-иному бы говорили с дипломатами империи…

«Советская делегация вернулась из Брест-Литовска. Снова продолжили перемирие на десять дней. Вечером союзным послам направили ноты — предлагают начать совместные переговоры о всеобщем демократическом мире. Робинс и Садуль уверены, что послы союзных стран будут отмалчиваться. Садуль считает, что это последнее обращение к союзникам, после этого Россия начнет переговоры о сепаратном мире.

Временное рабоче-крестьянское правительство ломает все традиционные общественные институты.

Город в катастрофическом положении: нет продовольственных запасов, нет топлива для жилищ и фабрик. Начались погромы винных складов».

«Три дня провел на заседаниях Чрезвычайного Всероссийского съезда крестьянских депутатов.

Я впервые увидел и услышал Ленина. Он выступал трижды. Стиль его речи удивил меня. Он говорит непринужденно, доверительно. Никаких заклинаний и заверений в любви к народу, чем грешат другие ораторы. Он говорит просто о самом сложном и говорит прямо о трудном. Он сливается с аудиторией. Он говорит страстно, волнуясь. Громким грудным голосом. Естественная простота. В его речи монолитная сила, идущая от непререкаемой убежденности. Он порою выносит плавно, но твердо руку перед собой, как бы призывая слушателей к продумыванию высказанного им.

Съезд крестьянских депутатов решил объединиться с Советом рабочих депутатов».