Георгий Марягин - Стратег и зодчий

Дорогой мэтр!

То, что происходит сейчас в России, не мог предугадать даже самый изощренный фантаст. Две-три недели назад я слышал в гостиных аристократических и интеллигентных семей рассуждения о том, когда Каледин будет в Москве. После того как он свернул на Дон несколько десятков дивизий, после его союза с украинской Радой, которая открыла путь казачьим дивизиям, всем казалось, что Каледин победным маршем пройдет по безоружным городам центральной России…

Каледин застрелился. Кажется, генерал был неглупый человек. Он понял, что не в состоянии бороться с народом.

Это понимают и некоторые военные из миссии Антанты.

Недавно на одном вечере какая-то дама, жена военного, спросила полковника К. из английской миссии: «Неужели Англия и Франция не могут дать солдат для того, чтобы усмирить большевиков?» Полковник ответил: «Народу нельзя навязать правительство извне. Мы можем погубить на русских просторах многие тысячи солдат, израсходовать миллионы, но помощь будет бесполезной, если народ сам не восстанет против большевиков. Кажется, в городах они пользуются безграничной поддержкой».

Ленин настойчиво проверял свои выводы о необходимости заключения мирного договора. Он поручил Крыленко прислать ему высказывания генералов Ставки по этому вопросу и их заключения о состоянии армии. Подвойский и руководитель комитета по демобилизации армии Кедров раздали его анкету с подробными вопросами о состоянии частей, настроениях солдат, их отношении к войне и миру участникам съезда по демобилизации.

Ленин не упускал ни одного случая, беседуя с ходоками из деревни, делегатами рабочих коллективов, узнать их взгляды на войну, отношение к декрету Советского правительства о мире.

Противники мира — меньшевики, правые эсеры, анархисты не успокаивались. В их газетах появлялись статьи о сговоре большевиков с империалистами. Словно стараясь угодить всем буржуазным партиям, «левые коммунисты», ставшие во главе московской, петроградской, уральской областных организаций, согласно повторяли клевету о сговоре с империалистами. В Петроградской партийной организации, в Петроградском Совете, Центральном совете профсоюзов они провозглашали революционную войну, вещали о том, что назрела революция в Германии.

По предложению Ленина в воскресенье 3 февраля в малом зале Таврического дворца было созвано совещание представителей разных политических течений в партии.

— Ну, пойдем, — тяжело сказал Ленин, подходя к Крупской после своего выступления на совещании. Надежда Константиновна давно не видела его в таком состоянии. Лицо его потемнело, постарело, глаза устало глядели куда-то внутрь себя. Но, перехватив обеспокоенный взгляд, видя туго сжатые губы жены, Владимир Ильич пальцами легко коснулся ее руки, молча стараясь унять тревогу.

Выйдя из Таврического дворца, почти безлюдного в этот воскресный день, Ленин помог Надежде Константиновне сойти с лестницы.

Он шел молча, и только по тому, как сжимал ее руку, Крупская чувствовала, насколько тяжело переживает он разброд мнений, идейную слепоту иных членов партии, запутавшихся в своих схемах, оторванных от жизни.

— Какое-то странное, сумбурное совещание, — осторожно сказала Крупская. — Какой смысл было его созывать?

— Своевременное совещание. Только двое проголосовали против возможности мира между капиталистическими государствами и Советской Республикой. Это очень важно!..

В Смольный они пошли пешком. Какими-то переулками вышли к Неве.

Ленин снова был замкнут. На совещании Крупская видела, с каким напряжением он сдерживал себя, слушая фразерство «левых коммунистов».

— Они упрекают меня в полемической резкости, — будто угадав ее мысли, сказал Владимир Ильич, — но разве можно быть академически спокойным? Фразерство может погубить революцию. Они потеряли чувство объективного суждения, совсем не учитывают обстоятельств. Опьянены красивыми лозунгами. Мы вынуждены были демобилизовать армию, она развалилась. К созданию Красной Армии только приступаем. Ни московская, ни питерская организации слова не промолвили против демобилизации армии. Теперь их обуял революционный пыл. Это опьянение фразами долго продолжаться не может. Революционная война — это, Надя, пустейшая и глупейшая фраза в наших условиях. Вместо того чтобы реально взглянуть на то, что творится, гадают, прорицают. Лозунги! Слова! Боевые кличи! А проанализировать то, что происходит, боятся.

— Снова раскол, как в прошлые годы, — Крупская с трудом вымолвила эту, видимо, не сейчас только сложившуюся у нее фразу.

— Раскола не будет… не будет! — горячо, убежденно ответил Ленин. — Они хотят раскола, эти мастера звонких фраз и «революционного пафоса». Но теперь партию не расколоть. Никогда, никому не удастся взорвать ее единство. Тогда нас было немного. Теперь сотни тысяч. Рабочие-коммунисты не допустят раскола. Есть трещина. Но она исчезнет. Нужно только разоблачать этих любителей выхватывания цитат. Ни Бухарин, ни Радек, ни Зиновьев никогда не были диалектиками.

— Но среди членов ЦК за мир меньшинство. Есть колеблющиеся.

— Колеблющихся мы убедим, — сказал Ленин. — Главное то, что на заставах Петрограда, на заводах и шахтах страны, в ее селах люди труда за мир. Там сила нашей партии. Голоса застав и деревень для меня важнее, чем голоса Бухарина, Оболенского, Рязанова. Время проявляет людские характеры. Они в плену мелкобуржуазных идей.

— Их поддерживают уральцы, москвичи…

— Их поддерживают некоторые руководители областных организаций. Рабочие пока еще не разобрались в их псевдореволюционной демагогии. У нас есть «Правда». Я буду разоблачать фанфаронство этих вояк, этих полководцев без войска. Они забыли о том, что родилось новое государство, сильное сознательностью масс. Мы будем прямо говорить народу обо всем; он должен иметь свое суждение и сознательно решать все вопросы.

Они незаметно оказались у Смольного.

Как только вошли в квартиру, Ленин, не снимая пальто, позвонил по телефону.

— Удалось наладить связь с Брестом, товарищ Дмитриев?.. — Он повесил трубку и стал ходить по комнате. — Как назло, нет провода с Брестом! Что происходит там? Возможно, немцы портят связь… Эти «революционеры чувств» просто не хотят считаться с фактами. Они собираются воевать. Одно дело разбить Дутова, изгнать из Киева этих самозваных правителей — «народную» Раду, другое — воевать с германцами…

— Что же происходит с Григорием, с Бухариным, Ломовым? Я не узнаю их, — озабоченно сказала Крупская. — В чем дело? Откуда такие настроения? Их поведение недостойно членов партии. Зиновьев, Бухарин, Урицкий ушли с совещания до голосования. А ведь сами же требовали его созыва.