Георгий Марягин - Стратег и зодчий

— Ленин не имеет большинства в вашем ЦК, — возбужденно доказывал Камков. — Даже Дзержинский против мира. Сталин колеблется… — Камков вдруг оборвал тираду, быстро прошел к двери, постоял, прислушиваясь к чему-то, вернулся к столу.

— С объективными фактами нужно считаться! — кичливо выкрикнул он. — Мы ведущая партия страны! Не хотите считаться с нашим мнением? Мужицкая Русь скажет свое слово! Сейчас мы предлагаем свое сотрудничество. А через несколько дней вы раскаетесь в том, что отвергли его.

— Я в заговорах не собираюсь участвовать. Я прямо заявил, что выйду из ЦК и откажусь редактировать «Правду», если линию Ленина одобрит большинство. — Бухарин аккуратно сложил листки с набросками, несколько раз перегнул их и спрятал в карман. Затем рывком надел кепку.

— А в сговорах? — язвительно спросил Камков.

— И в сговорах!

— В сговорах по распределению портфелей? В любых случаях вам без нашей помощи не обойтись. Вы сейчас, наверное, направитесь в свой ЦК. Можете сообщить вашим товарищам…

— Ваш ЦК поручил вам вести переговоры с «левыми коммунистами»? — нахмурился Бухарин. — А если мы наш разговор сделаем достоянием гласности…

— Вы этого никогда не сделаете. Вы боитесь Ленина, — насмешливо сказал Камков. — Продумайте то, о чем я говорил вам.

— Этот разговор меня ни к чему не обязывает, — резко заявил Бухарин, торопливо выходя из комнаты.

— Очень ко многому, — услышал он вдогонку.

Бухарин шел по коридору Смольного, удрученно раздумывая над тем, как поступить.

«Пойти к Ленину? Рассказать о приходе Камкова, о его предложении? Как быть?..»

Чьи-то грузные шаги заставили Бухарина оглянуться. В сумраке коридора синевато поблескивали стекла очков Радека.

— Ты видел Камкова? — Радек почему-то насмешливо посмотрел на Бухарина. — Он в Таврическом хотел найти тебя. Я сказал, что ты ушел в Смольный.

— Ты куда сейчас, Карл? — не отвечая на вопрос, поинтересовался Бухарин.

— В Таврический, на фракцию.

«Может быть, Камков вел разговор и с Радеком?.. Как поступить? Не спрашивать же об этом Карла прямо? Подожду. Когда-нибудь при случае пооткровенничаю с Лениным, пусть похохочет. Он любит смешные истории».

— Меня атаковал Прошьян, — нарушил молчание Радек. — Трудно понять, чего он хочет, говорит намеками.

— На что намекает Прошьян? — останавливаясь, спросил Бухарин, пытливо глядя на Радека.

— Такой смешной человек, — расхохотался Радек. — С кавказским юмором говорит: «Чего вы волнуетесь, коммунисты? В Мексике в один месяц по три премьера меняются, а у нас такая тихая революция. Три месяца подряд один премьер. Уйдет Ленин — не беда, выберете другого».

Экстраординарное собрание Академии наук должно было начаться в одиннадцать часов, но уже в половине одиннадцатого за столом конференц-зала сидело несколько академиков.

Углубился в просмотр каких-то таблиц математик Стеклов. Читал газету Марков, рассматривал и передавал фотографии Шахматову исследователь Черного моря Андрусов.

В зал вошел, внося с собою струю холодного воздуха, академик Платонов.

— Метель, метель, — прохаживаясь вдоль стола и потирая руки, раздраженно заговорил он. — В природе метель, в политике метель. Замело Россию. Вез пути, без дороги. Получаю сообщение: состоится экстраординарное собрание! Нужно ли нам изводить время на обсуждение планов якобинского публициста Луначарского?!

— Мы обязаны рассматривать все предложения правительственных органов, — спокойно сказал академик Стеклов, — тем более нас приглашают творить полезное.

— Какого правительства? В России сейчас нет правительства. Учредительное собрание, которому народ доверил избрать законное правительство, разогнано. Кому мы должны отвечать? Ответить — значит признать правительство. А сколько это правительство просуществует, в записке не сообщается. Его сроки прошли. Вы сегодняшнее сообщение читали? — Платонов вытащил из бокового кармана скомканную газету и стал громко читать:

— «Совет Народных Комиссаров видит себя вынужденным, при создавшемся положении, заявить о своей готовности формально подписать мир на тех условиях, которых требовало в Брест-Литовске Германское правительство». Это капитуляция! А с капитулянтами не церемонятся. Теперь немцы предложат такие условия, что от России останутся только воспоминания. Что вы думаете, народ согласится с таким миром? «Совет Народных Комиссаров выражает свой протест по поводу того, что Германское правительство двинуло войска против Российской Советской Республики, объявившей состояние войны прекращенным и начавшей демобилизацию на всех фронтах». Протест. Хм! На войне протестуют штыками, а не радиограммами. Распустили армию! Немцы уже захватили Двинск, на днях войдут в Псков и Нарву. Идут, не встречая сопротивления. Мне говорили об этом офицеры Генштаба. В такие дни нужно объединить все силы народа, а большевики их разъединили.

Платонов отошел от окна и передал газету академику Шахматову.

— Я не понимаю, почему с такой поспешностью и старательностью мы обсуждаем эти планы мобилизации. Прошло только четыре дня — и снова мы должны заниматься ими. Они опубликуют наш ответ в своих газетах. Это манифест, — подходя то к одному, то к другому академику, внушал охрипшим от напряжения голосом Платонов. — Манифест о том, что Академия наук начинает сотрудничать с большевистским правительством. Сотрудничать с правительством, которому социалисты сами говорят: «Вам пора уходить». Мы уже пережили смутное время одного Временного. Не нужно принимать никаких планов и прочих сочинений. И вообще, пусть господа из наркомата поймут, что наукой не командуют. Сегодня мы согласимся с мобилизацией наук, а завтра нам назначат какого-либо комиссара-президента, который выстроит нас на плацу и повелит строевым порядком демократизировать науку. Академией никто еще не командовал.

— Положим, командовали, — заметил Стеклов, — и президентов назначали. Екатерина семнадцатилетнему Кириллу Разумовскому повелела командовать наукой, а Николай Второй своего родственника поставил во главе Академии.

— Но мобилизовывать науку никто не дерзал! — выкрикнул Платонов. — Науке планы противопоказаны!

— По-иному думал Менделеев, — возразил химик Курнаков. — «Здание науки требует не только материалов, но и плана, — говорил он, — воздвигается трудом, необходимым как для заготовки материала, так и для кладки его, для выработки самого плана, для гармонического сочетания частей, для указания путей, где может быть добыт наиполезнейший материал».

— Тогда, что же, коллеги, принимайтесь усердливо и раболепно за составление планов, — не унимался Платонов. — Наш труд будут охранять «архангелы со штыками», о которых известил недавно комиссар Володарский. Созидайте коммунистический рай по начертаниям их пророков, вроде доцента Покровского, который сумел великих государей Ивана Грозного и Петра Великого превратить в «продукты экономических отношений».