Георгий Марягин - Стратег и зодчий

Ленин переводил взгляд с одного приглашенного на другого. Из всех военных, сидевших в кабинете, он лично знал только Склянского, Бонч-Бруевича, Аралова. В списке, лежавшем перед ним, было более десятка имен, хорошо знакомых по отчетам о боевых действиях русских армий на фронтах первой мировой войны. В царской армии они были командующими армиями, начальниками штабов фронтов, генералами Ставки. Что задержало их в Москве? В голодном, промерзшем городе? Почему они, как многие профессиональные военные, не оказались на юге, востоке? Глядя на облаченных в штатскую одежду военных, Ленин представлял, с каким омерзением они напяливали на себя эти пальто, бекеши, полушубки. Он вспомнил, как Михаил Николаевич Покровский рассказывал о переживаниях генерала Самойло, консультанта брестской мирной делегации, которому пришлось спарывать генеральские лампасы. Из информации Аралова Ленин знал, что большинство этих профессиональных военных были лично знакомы с Деникиным, Алексеевым. Они могли бы занимать большие посты в разных контрреволюционных армиях — «белых», «добровольческих», «российских». Надолго ли они задержатся в Москве?..

— Я прошу говорить прямо, откровенно, резко, — нарушил паузу Ленин.

— Разрешите. Генерального штаба Данилов.

Ленин, не скрывая любопытства, посмотрел на него. Так вот каким неказистым был командующий прославленным корпусом, обеспечивший успех луцкого прорыва! Казалось, этот застенчивый старичок с детскими голубыми глазами только что вышел из-за конторки почтового агентства.

— Я, скажу откровенно, — продолжал Данилов, — принудил себя прийти на это совещание. Мне было непонятно, зачем я иду. По старой привычке, приобретенной благодаря моему учителю генералу Драгомирову, я всегда любил потолкаться на народе. Все эти дни без дела, без обязанностей я ходил на митинги, на лекции, просто в людные места. Ораторы доказывали мне, что Советское правительство не будет создавать армию, что будет милиция. И вдруг…

— Простите, — перебил Данилова Ленин. Он, поеживаясь, встал из-за стола, запахнул пальто и прошелся по кабинету. — Мы обязаны создать армию, иначе погибнет революция. Скажу сразу, мы будем создавать армию с помощью военных специалистов старой армии. Своих пролетариат пока не имеет. Будем относиться с уважением к тем, кто согласится обучать нашу армию, не внимая речам разных р-р-р-революционных болтунов. Прошу продолжать, — снова усаживаясь за стол, попросил Ленин.

— Тогда второй вопрос сам по себе отпадает. — Данилов пытливо смотрел на Ленина, как будто не верил, что эти слова были произнесены Председателем Совета Народных Комиссаров. — Значит, армия, — неуверенно продолжал он, подыскивая слова, — будет создаваться на основе нашей русской армии, ее доктрины?

— Нет, нет, — улыбнулся Ленин, — о доктрине нам необходимо поговорить. Клаузевиц очень точно сказал, что война — это продолжение политики иными средствами. У нас совершенно иная политика, нежели была у всех стран мира до Октябрьского переворота. Мы будем оборонцами и будем строить армию. Но не на национальной основе, а на основе диктатуры пролетариата. Наша армия — это армия трудящегося народа. В этом ее отличие от всех армий мира. Это первая армия, где солдат будет знать, что он защищает и чьи интересы. Мы возьмем у старых армий лучшие виды оружия, лучшие приемы борьбы и защиты, но ради иных целей. Поэтому мы отметаем старую доктрину, в основе которой лежали грабежи, угнетение одной нации другой. Наша армия будет защищать рабоче-крестьянский строй, диктатуру пролетариата, и из этого вытекает ее доктрина.

— Прошу выслушать мои «максимы». Свечин, — звонким голосом заявил высокий, вытренированный военный. Он вышел из-за пальмы, стоявшей в углу кабинета, и выжидал, высоко подняв подбородок, будто собрался на строевой смотр. Ленин кивком пригласил его начать выступление.

— Война диктует свои законы, свою психологию. Порою она обращает человека в зверя. Диалектик Спиноза мудро сказал, что достояние военного суть награбленное. По опыту войны мы знаем, как развязываются эти инстинкты…

— Любопытное применение диалектики, — расхохотался Ленин и что-то заметил в блокноте.

О Свечине и его действиях во время войны Ленин читал и слышал немало. Командир Финляндской дивизии, Свечин организовал оборону под Ригой. Прославился он жестоким наказанием «самострелов».

— Спор о доктрине будет продолжаться не месяцы, а годы, — Ленин протянул руку к книжной полке, снял какую-то увесистую книгу с тисненным золотом немецким названием на корешке и поднял ее, как бы собираясь вручить присутствующим. — Того, кто хочет понять марксистское отношение к военной доктрине, прошу обратиться к трудам Маркса и такого замечательного военного теоретика, как Энгельс. Следует помнить одно — мы намерены создать классовую армию. Как создавать, ее? Над этим следует подумать и, возможно, поспорить. Вот вы говорите, — обратился Ленин к Свечину, — война есть война, убивают одинаково и правого, и виновного. Это верно. Раз гашетка нажата, ружье стреляет. Но на кого нацеливать винтовку, пулемет, орудие? В царской армии убивали не рассуждая: приказал царь — и запрещали рассуждать. Делали все для того, чтобы голова солдата не работала. А мы хотим, чтобы солдат рассуждал. Наши командиры обязаны помогать им развивать самостоятельное мышление. Как видите, прежде всего разница между солдатами. И разница огромная, принципиальная. Она вытекает из нашей классовой доктрины. Нам не нужен солдат — подобие пешки, которую можно передвигать в военной игре. В Красной Армии должен быть гражданин с ружьем, сознательно, инициативно защищающий рабоче-крестьянскую власть, свое родное государство. Вы спросите, будем ли мы воевать? Несомненно, если нам навяжут войну. Но наша армия не для захватнических войн. Она будет охранять мир для победы социализма. Может ли после этого остаться неизменной военная доктрина? Царская армия воспитывала ненависть к другим нациям и народам, пренебрежительное отношение к тем народам, которые входили в состав Российской империи. Красная Армия будет воспитывать своих солдат в духе братства всех трудящихся. То, что мы — интернационалисты, почувствовали солдаты других армий. Вы знаете, что бывшие военнопленные — австрийцы, чехи, венгры — создают отряды, остаются в нашей стране помогать советскому народу в борьбе против контрреволюции?.. О военной доктрине нужно будет организовать диспуты, и прежде всего в военной академии.

— Так ведь ее же закрыли, — уныло заметил генерал Раттель. — Народный комиссар Троцкий издал приказ о том, что Николаевская академия упраздняется.

— Совнарком отменил его приказ. Академия будет существовать, и те из вас, кто желает передать свои знания пролетарским офицерам, будут приглашены на ее кафедры… А теперь немножко передохнем. Жаль, нет у нас курительной комнаты, — Ленин покосился на плакат в углу с размашистой надписью «Не курить», — придется использовать коридор. Он сделал знак Склянскому. Тот подошел с папкой, вынимая бумаги на подпись.