Пётр Лебеденко - Черные листья

И вот эта анонимка. В достоверности фактов, указанных автором письма, Бродов не сомневался. Кому придет в голову выдумывать что-либо подобное? Все, конечно, так и есть: Батеев, не дождавшись решения вопроса, на свой страх и риск изготовил установку на своем заводе, договорился с директором шахты и спустил ее в лаву. И тоже сел в лужу. «К несчастью, — сказал самому себе Арсений Арсентьевич. — К своему несчастью. Не повезло тебе, батенька!» И еще он хотел добавить: «А мне повезло…» Но не добавил. Побоялся даже самому себе признаться: а ведь он-то не очень опечален, что Батееву не повезло. Иначе как бы он вышел сухим из воды? А теперь выйдет. Больше того, теперь-то он смело сможет сказать даже самому Министру: с самого начала я видел пороки батеевской идеи, с самого начала я был убежден в том, что «УСТ-55» — бесперспективное дело. Потому и не торопился с выводами. Дал возможность Батееву все продумать, все взвесить и, не торопясь, не поспешая, устранить недоделки…

Ненастным осенним утром Бродов вылетел к Батееву. Приехал он в аэропорт к шести утра, но не успел войти в аэровокзал, как услышал: «Вылет самолета рейсом двадцать пять десять задерживается по метеорологическим условиям». Арсений Арсентьевич все же зарегистрировал билет, выпил в буфете чашку горячего кофе и решил погулять на воздухе. Рваные, похожие на куски грязной парусины тучи летели над землей так низко, что казалось, будто они вот-вот упадут совсем и земля станет еще более влажной и такой же грязной, как тучи. Еще не рассвело, небо было мрачным, угрюмым, неуютным, и, поглядев на него, Арсений Арсентьевич невольно поежился. «Лететь в таком небе, — подумал он, — удовольствие не из приятных…»

Он вернулся в зал ожидания, сел на скамью и вскоре не то задремал, не то впал в легкое забытье. До его сознания доносился приглушенный гул голосов, он словно издалека слышал, как по микрофону объявляли о вылетах и посадках самолетов, но в то же время ему казалось, что все это с ним не связано и никакого отношения к нему не имеет. И видел он сейчас не незнакомых ему людей, сидящих рядом с ним на скамьях и тихо о чем-то переговаривающихся, а своих сослуживцев, своих коллег по работе. Вот прошел мимо один из заместителей Министра, небрежно кивнул Бродову, и не успел Арсений Арсентьевич изобразить на своем лице улыбку, как тот уже скрылся в приемной. «Невежа! — подумал Бродов. — Мог бы быть и поприветливее!» Его всегда обижало недостаточное, как ему казалось, внимание к своей персоне вышестоящих начальников. Сам-то он таким не был. И никогда не считал за труд и за руку поздороваться, и улыбнуться приветливо, и взглянуть на человека доброжелательно…

Потом Арсений Арсентьевич увидел начальника одного из управлений министерства — Рязанова. Рязанов был Бродову почему-то несимпатичен, и он хотел уже сделать вид, что совсем его не заметил. Слишком, по мнению Арсения Арсентьевича, быстро новый начальник управления тут освоился и слишком быстро приобрел солидный авторитет. Вопросы решает твердо, уверенно, будто уже десяток лет сидит в том кресле, в которое его совсем недавно посадили. И Министр, по всем признакам, весьма доволен его работой. Все это вызывало в Бродове тайную зависть, и, хотя он от всех ее скрывал, чувство неприязни к Рязанову в нем росло.

Сейчас, желая избежать встречи с Рязановым, Арсений Арсентьевич хотел было отвернуться, как вдруг вспомнил: а ведь Александр Степанович Рязанов не так уж и давно был секретарем горкома партии в том городе, куда Бродов сейчас направлялся. Да еще, по слухам, и шахтером когда-то был, и всех он в городе знает, особенно горняков, и горняки его знают — горняк горняка видит издалека!..

Бродов спросил:

— Александр Степанович, не найдете ли вы пяток свободных минут, чтобы уделить их человеку, отправляющемуся по весьма важным делам в ваши края?

— Хоть десяток, — засмеялся Рязанов.

Они прошли в кабинет Рязанова, и там Арсений Арсентьевич показал ему анонимку. И спросил:

— Вы, конечно, хорошо знаете Батеева?

— Не только Батеева, но и того, кто прислал вам эту писулю, — ответил Рязанов. — Есть там такой начальник участка Каширов, работает на шахте «Веснянка». Его произведение…

Рязанов говорил совершенно уверенно, без малейших колебаний. Это и удивило Бродова, и насторожило. С чем черт не шутит, возможно, Батеев уже поведал Рязанову о своих мытарствах? И Рязанов, может быть, уже обо всем знает? Он сказал:

— У вас такая уверенность, Александр Степанович, будто под этой писулей вы разглядели подпись….

Рязанов иронически посмотрел на Бродова и вдруг проговорил:

— Хотите послушать моего совета, Арсений Арсеньевич? Плюньте вы на эту анонимку и употребите свою власть на то, чтобы помочь Батееву. Понимаете, дело ведь не в одной струговой установке — плохая она или хорошая. Смотреть надо значительно глубже. Техническая революция — это борьба не только технических идей, это борьба психологии. Так уж повелось испокон веков: кто-то обязательно будет цепляться за старое, но привычное, кто-то его будет отметать. Конфликты неизбежны, и тут главное — поддержать людей с новыми идеями.

— Даже если они порочны? — теперь уже Бродов смотрел на Рязанова с нескрываемой иронией, и Александру Степановичу нетрудно было угадать, о чем думает его собеседник. На все, мол, ты до сих пор смотришь с партийной точки зрения, до сих пор по привычке стараешься агитировать. А мы, дескать, и сами с усами, мы в таких вещах разбираемся не хуже. — Даже если эти идеи порочны? — снова спросил Бродов.

— Глупости! — Рязанов пристукнул ладонью по кипе бумаг, лежащих на его столе. — Глупости, Арсений Арсеньевич. Батеев мог допустить ошибки в расчетах, но чтобы его идея была порочной — я в это поверить не могу.

— А я могу! — громко сказал Бродов.

Кажется, он произнес эту фразу вслух, потому что и сам услышал свой голос, и другие его услышали. Женщина, сидевшая напротив, удивленно на него посмотрела, а мальчишка, проходивший мимо, остановился и спросил:

— Что вы сказали, дядя?

Арсений Арсентьевич махнул рукой:

— Иди, мальчик. — И подумал: «Черт знает, что творится… Какая-то мистика».

А потом вспомнил: вчера действительно такой разговор с Рязановым состоялся, и тот факт, что он запомнился Бродову слово в слово, немало его удивил. Уже покидая кабинет Александра Степановича, Бродов тогда спросил:

— А почему вы все же уверены, что писуля эта прислана именно Кашировым?

Рязанов недолго покопался в ящике стола и извлек оттуда вырезку из газеты.

— Читайте, — сказал он. — Вот это: «Товарищ Каширов пробил отбой…»

Прочитав статью, Бродов ухмыльнулся:

— Интересно…

И, больше ничего не сказав, попрощался с Рязановым.