Константин Лордкипанидзе - Избранное

Последнее слово было за Центральным Комитетом Компартии Грузии.

Было около полудня, когда возле калитки одного из домов селения Мукузани остановился пожилой человек. Во двор зайти он не решился у калитки разлеглась огромная овчарка. Она нетерпеливо била хвостом о землю.

— Ника, эгей, Ника! — громко позвал гость и раз-другой постучал в калитку палкой.

На балкон вышла пожилая женщина.

— Кто там?

— Закро я, Анета! Мне бы Нику…

Женщина спустилась во двор, привязала собаку и отворила гостю калитку.

— Ника хворает. Вот уже больше года будет, как не встает он с постели!

— А какой был здоровяк! Что же с ним теперь приключилось-то? Вот и мне все некогда, невестушка, хожу вокруг да около, а повидать вас так и не удосужился! — стал оправдываться Закро.

— Приключилось, Закро, да еще как приключилось, вконец доконали его печаль да горе!

— Будь спокойна, Анета, я ему такое лекарство принес, поглядишь, мигом на ноги поставлю!

— Что еще за лекарство, дорогой ты мой?

— Проводи меня сначала, дай взглянуть на Нику! Не будь я Закро, коли на ноги не поставлю твоего мужика.

Закро заметно волновался — глаза его блестели так, словно за пазухой у него и впрямь была припрятана бутыль с живой водой.

Они вошли в полутемную комнату. Больной навзничь лежал на старинной тахте возле окна. Он, видно, дремал. Потому-то, наверное, и не слышал ни скрипа двери, ни торопливых шагов гостя.

— Здравствуй, Ника! — окликнул его Закро.

— Здравствуй, — не открывая глаз, проговорил Ника.

— Квеври тебе придется открывать, Ника! На поправку дело пошло, партия помогает нам вернуться обратно в Череми, слышишь ты, в Череми!

Ника приподнял голову.

— Это ты, Закро! Не расслышал я. Что ты сказал?!

— То есть как это не расслышал, ты, никак, и впрямь постарел! Шеварднадзе наказал передать, чтобы черемцы опять поселились в Череми… Мне вчера сказали в Гамарджвеба, вот я и побежал прямо к тебе спозаранку!

— Зачем говоришь мне такие вещи, Закро? Верно, больного человека подбодрить надумал? — попенял ему Ника. Потом сбросил ноги с тахты и присел. Не поверил он Закро, но волнение все же охватило его.

— Правду я тебе сказал, правду! Иначе с чего бы я сорвался с постели с петухами… Народ уже стал собираться! Не поймешь, то ли плачут, то ли смеются, ну и переполох же, скажу я тебе, в Гамарджвеба! — гудел Закро и, не в силах усидеть на месте, как шальной кружил по комнате, натыкаясь на вещи.

Анета поспешно накрывала на стол возле очага. Она-то и заметила первой, что больной без сил упал головой на подушку, лицо его побелело, как полотно, а лоб покрылся испариной…

— Что с тобой, Ника! — бросилась к нему жена.

— Есть, оказывается, бог на свете! — прошептал Ника. Больше он ничего не успел сказать.

Его больное сердце не выдержало такую нежданную радость.

Лето 1978 года было на исходе.

До того, пока началось восстановление Череми, руководители нашей республики посетили селение и его окрестности. Гостей сопровождали гурджаанские товарищи: Шота Эцадашвили и Мосе Самадашвили. Виденное и услышанное произвело на руководителей республики неизгладимое впечатление. Даже невооруженным глазом было видно, какую огромную пользу могут принести предгорья Гомбори.

Проходя по заброшенному селению, гости приметили дымок, поднимавшийся из землянки, перекрытой на скорую руку. Тут же поблизости молодая женщина корчевала кустарник, выросший на старой дороге.

— Первая ласточка? — спросил один из гостей.

— Сердцу не прикажешь! Попробуй теперь удержать черемца в долине, — ответил Эцадашвили.

В это время из землянки стремглав выскочили черные поросята. И были они настолько черны, что могло показаться — на двор выбросили погасшие поленья. Поросята запутались под ногами идущих по дороге гостей, обдав их брызгами грязи из зловонной лужицы.

— Ах, чтоб вас волки съели, паршивцы эдакие! Позор на мою голову!!! — заволновалась женщина.

— Разве можно таких кругленьких поросят волкам отдавать, сестрица! Видите, какие гости к вам пожаловали! — пошутил один из гостей.

От души посмеявшись, гости пошли дальше.

Солнце уже садилось, когда с вершины Качахи послышалась песня. А спустя некоторое время показались и сами певцы. Были они молодыми ребятами, но шагали так медленно и грузно, словно месили глину для тонэ. По всему было видно, что они сильно устали. Но все едино пели. Кто мог подумать, что они сумеют всего за один день управиться с этими непролазными зарослями. И такое поле расчистили — хоть скачки устраивай. Рубка еще куда ни шло, корчевка — вот что измотало душу виноградарям. Правда, ввечеру, когда обмеряли расчищенный участок, из их груди сама собой полилась песня.

Велисцихские комсомольцы не стали дожидаться постановления правительства. Стоило им только дознаться о переменах к лучшему в судьбе Череми, как они тут же, не мешкая, создали бригаду. На рассвете следующего дня они уселись в грузовые машины и направились в Череми. У старых токов они выгрузились и, взвалив на спину кирки, ломы и топоры, харчи и спальные палатки, пешком двинулись вверх по лесистому склону.

…Гости осмотрели участок, очищенный молодежью. К пашне не придерешься, хоть сейчас плуг запрягай и паши сколько душе угодно.

Было уже поздно, легкие голубоватые сумерки быстро объяли гомборские склоны, но гости и хозяева еще долго не могли расстаться друг с другом.

В задушевной беседе один из гостей сказал молодежи:

— Каждый комсомолец должен считать заселение и возрождение наших гор своим неотложным национально-патриотическим делом! Не пожалеем же сил на то, чтобы люди, живущие в горах, как можно полнее и всестороннее, всеми своими условиями труда и быта сравнялись с жителями долины. Очень трудная и очень сложная работа ожидает нас, друзья, но, когда дело касается будущего нашей республики, ничего непреодолимого не существует.

Ничего непреодолимого не существует!

В это уверовала гурджаанская молодежь, приняв активное участие в субботниках, устроенных на черемской земле.

Первый секретарь Гурджаанского райкома комсомола Гоги Мачхашвили, как на духу, признался мне: — Первоначально не верилось, что наших сил достанет на такое огромное дело. Восстановление и возрождение Череми было сопряжено со многими трудностями. Бездорожье, отсутствие воды и света, нехватка рабочей силы. В заброшенной деревне не было даже какой-нибудь землянки, чтобы человеку укрыться от непогоды! Надо было расчистить тысячу пятьсот гектаров заброшенных земель.

Было еще одно обстоятельство — у черемцев, поселившихся в долине, уже подросло новое поколение. А у нового поколения, как известно, новый взгляд на вещи, новый задор и новые замыслы. К тому же помните: «Где родился я и рос — там и родина моя!» Но я заблуждался, зов крови сделал свое! Все — старые и молодые — поклонялись, оказывается, одному и тому же богу — Череми. Я видел лишь трудности и не сумел учесть, что на праведное дело люди не переведутся.