Константин Лордкипанидзе - Избранное

Холод, поднимаясь от ног, разлился по всему его телу. Льдины резали и кололи ему колени. Заныла старая рана. Но он не сел на арбу и все время, пока переезжали брод, направлял ее, придерживая передок, чтобы меньше трясло на камнях речного дна.

В долине он ехал по рыхлому снегу, в котором быки вязли по самое брюхо. Однажды арба увязла в сугробе, и Меки порядком попотел, прежде чем ему удалось вытащить ее оттуда. Так с трудом продвигались они вперед, пока не достигли Лехемурского леса и не вышли на проезжую дорогу.

Смотри-ка, его позвали, а не кого-нибудь другого, думал Меки, радуясь, что судьба сделала его покровителем этой гордой и надменной девушки. Знает, значит, что он жизни своей для нее не пожалеет. Ему было очень приятно сознавать, что его выбрали из многих, но он все же не смог побороть той неясной тревоги, которая охватила его, едва он переступил порог дома Барнабы. Радость радостью, но откуда это смятение, неуверенность, а временами и гнетущее чувство страха? Как ему хотелось заговорить с Талико, услышать ее голос, одно ее слово — и конец всем тревогам, сомнениям и страхам. Но Меки не осмелился побеспокоить больную и молча шагал рядом с арбой.

Когда они вступили в лес, над вершиной Катисцверы занимался тусклый рассвет. Временами по ветвям высоких елей пробегал ветер, стряхивая снег. Облегченные ветви с шумом распрямлялись.

Вдруг из-за поворота выскочила грузовая машина и, поравнявшись с арбой, остановилась. В кузове машины сидело десять-двенадцать человек. Меки окинул пассажиров быстрым взглядом и успокоился: среди них не было ни одного знакомого. Из кабины высунулась голова шофера с черными как смоль, словно наклеенными усами. Шофер спросил у аробщика, как проехать в Земоцихе.

— Вон там, за рекой, свернешь налево и прямо приедешь, куда тебе нужно, — сказал ему Меки.

Снова пошел снег. Утомленный юноша едва поспевал за быками.

Когда арба миновала Орхеви, он услышал приглушенный снегом стук лошадиных копыт. За поворотом дороги мелькнул развевающийся конец башлыка.

— Хажомия! — вскричал Меки, когда всадник осадил лошадь около самой арбы.

— Здравствуй! — охрипшим от вина голосом бросил Хажомия.

— Здравствуй! — ответил, не поднимая головы, Меки.

— Вчера вечером я приехал из Тбилиси… Поздно мне сообщили, но я тотчас же пустился за вами вдогонку.

— Зачем прискакал? Тебя же не звали… Как-нибудь обойдемся без тебя, — сухо отрезал Меки.

Этого только ему не хватало — встретить здесь, в этот час, старого недруга! С чего этот дьявол вообразил, что он здесь нужен кому-нибудь! Ведет себя как хозяин, хлопочет около Талико — поправил изголовье, подоткнул с боков бурку.

— Оставь, говорю! — крикнул Меки.

Хажомия отошел от арбы. Меки удивился тому, что, обычно заносчивый, Ухорез на этот раз не стал прекословить.

Арба спускалась по косогору. Быки с трудом сдерживали ее. Меки пошел впереди, подпирая ярмо, налезавшее быкам на рога. Внезапно послышался треск. Ось под арбой перекосилась.

— Что случилось? — простонала Талико. Из-под бурки, которая закрывала ее с головой, показалось облачко пара.

— Пустяк! Сломался шкворень, сейчас сделаю новый, — сказал Меки и схватил привешенный к арбе топор.

— Тебе помощник не нужен? — спросил Хажомия.

— Ты придержи пока быков, чтобы арбу с места не сдвинули.

Меки не сразу удалось найти в лесу деревцо боярышника. Он срубил его и принялся выстругивать шкворень. Никак не ожидал Меки, что здесь, на дороге, появится Хажомия. Откуда он? Зачем? Ответа у него не было, и он со злостью подумал: «Пусть убирается куда хочет! Не нужен мне конвой».

Это решение несколько успокоило Меки, и он заспешил к арбе. Выйдя на опушку, Меки остановился и прислушался к дороге, как это обычно делают наши крестьяне во все смутные времена. А тут еще не покидающая Меки тревога делала его шаги осторожно-беззвучными, а слух — до предела напряженным. Видимых причин у него сейчас для этого не было, но, может, и в самом деле есть на свете такая тайная сила, которая из тысячи тысяч тропинок выбирает для себя самую нужную.

…Хажомия целовал Талико. Она, смеясь, прикрывала губы рукой и все пыталась нырнуть головой под бурку. Меки не хотелось верить своим глазам. Но хочешь не хочешь — это Хажомия стоит у арбы, и это Талико смеется… Такого смеха нет ни у одной девушки на свете.

— Перестань, сумасшедший, нашел время целоваться.

— Хорошо, не буду, ты же у меня больная, — хихикнул Хажомия. — Богом клянусь, что отец твой настоящий Соломон премудрый. Как это он здорово придумал с твоей болезнью. Все забрали?

— Все, что на арбу поместилось. И ковры. И серебро. И посуду. И, главное, этот проклятый пулемет, — сказала Талико.

— Молодцы. И хорошо сделали, что лучших кабардинских быков запрягли. Дорога длинная и нелегкая. А как твой дурачок? Ты с ним говорила?

— Ни слова. Таскал на себе арбу, и все…

— А в дороге никого не встретили?

— Из наших никого. Только какая-то чужая машина проехала. Где мы сейчас?

— Недалеко от Орхеви.

— Орхеви? — переспросила Талико. — Да.

— Тогда давай попрощаемся с Меки. Не нужен он теперь — тут мы уже вольные птицы.

— Подожди, пусть сначала шкворень поставит. А потом прощай — до свидания. Видела, как он меня встретил? Ревнивый у тебя кавалер, Талико. Какие клыки он мне показал! Вот что делает с человеком любовь. Но я тут при чем? Нет у него такой лестницы, чтобы до луны добраться.

— А ты уверен, что у тебя есть такая лестница? — вздохнула Талико. — Эх и зазнайка ты у меня, милый.

— Ты любишь меня, Талико, — вот моя лестница, — сказал Хажомия и отошел от арбы.

Стиснув зубы, чтобы не закричать от боли. Меки вышел на дорогу. Простодушный и чистый парень, он еще не верил, что в мире может существовать подобная подлость. Он хорошо знал, что Барнаба жестокий и бесчестный человек, но Талико… Такие существа разве на земле рождаются — они спускаются к нам с самого неба по радуге, — еще в самом детстве решил для себя Меки, маленький батрак, и никакие насмешки Талико, никакие обиды не смогли его в этом разубедить. И вот потухла радуга и рухнули небеса.

«Бесстыжая!.. Придумала болезнь! И эти стоны были притворством… Надсмеялись… Опозорили… Быков спасают… Серебро… Оружие!» И Меки вспомнил о тяжелых хурджинах, к которым не позволила ему притронуться Элисабед.

Он вышел из своего укрытия.

Снег продолжал идти. Кругом царила глубокая тишина, какая бывает только в зимние дни, во время снегопада.

Меки присел на корточки возле колеса. Прилаживая шкворень, он потихоньку потрогал хурджины. Он узнал на ощупь чеканные кувшины с высокими горлышками, огромные роги, отделанные серебром, — в каждый вмещалось две бутылки вина…