Константин Лордкипанидзе - Избранное

Барнаба сразу догадался о ее уловке.

— Читай точно, как там написано! Ничего не пропускай! Дай мне выпить этот яд до конца, чтобы и я также до конца отомстил моим погубителям, — сказал он и усмехнулся так угрюмо, что Талико сразу почувствовала: ее отец ничего не уступит врагам без борьбы — даже вязанки хвороста.

Барнаба и сам замечал, что назревают какие-то события. На селе шли таинственные разговоры, каждый день в исполкоме устраивались собрания. Партийный работник, приехавший из Кутаиси (его называли как-то чудно — «двадцатипятитысячник»), ходил по домам и призывал всех вступить в артель.

«…Видно, совсем собираются нас уничтожить!..» — подумал Барнаба.

— Мне понадобится в помощь еще один человек, Барнаба! — сказал Хажомия.

— Я пойду за Дахундарой, — сказала Талико.

Хажомия покачал головой:

— Нет, Талико… В деревне повсюду расставлены караульщики. Дахундару отсюда и с пустой арбой не выпустят, не то что с груженой. И мне самому тоже нельзя показываться.

Барнаба сидел, опустив голову, положив руки на колени, и пристально вглядывался в горящие головни, словно хотел заколдовать огонь в камине… Брови его были нахмурены, на лбу собрались складки. Видно было, что мозг его лихорадочно работает.

Долго сидел он так, уйдя в свои мысли. Наконец поднял голову и спросил дочь:

— Как ты думаешь, дома сейчас Меки?

— Где же ему быть среди ночи, как не дома? А зачем он тебе, отец?

— Он все еще любит тебя? — спросил с усмешкой Барнаба.

— В воду бросится по одному моему слову, — также с усмешкой ответила Талико.

Было уже за полночь, когда в дом Марты Гордадзе прибежала младшая дочка Барнабы Саганелидзе и сказала хозяйке, что Талико при смерти, что ей необходима немедленная помощь.

— Фельдшер говорит, — всхлипывала Кетино, — что нужно сейчас же, не медля ни минуты, везти больную в Кутаиси, иначе будет поздно. А Барнаба сам нездоров, да ему и не провести арбу по сугробам… Может, Меки поедет с арбой, отвезет Талико?

— Сейчас разбужу… Правда, он пришел усталый и только уснул, но в такое время надо помогать друг другу, — сказала Марта и быстро прошла в комнату постояльца.

Меки вскочил с постели. Его просят сопровождать Талико до Кутаиси? Да он поднимет ее вместе с арбой на руки и так обойдет весь свет! Он начал быстро одеваться, стараясь не шуметь, чтобы не услышала Дофина, спавшая в соседней комнате. С того вечера, как Дофина нечаянно обнаружила перед ним свое чувство, Меки, щадя ее, никогда при ней не заговаривал о Талико. В мгновение ока он оделся, зажег фонарь и, приложив палец к губам, подтолкнул Кетино к двери. Осторожно, на цыпочках, спустился по лестнице.

И все же, если бы Меки, прежде чем дойти до калитки, оглянулся назад, он увидел бы темную фигуру Дофины на заснеженном балконе. Долго стояла девушка, следя за удалявшимся огоньком фонаря.

В долине Сатуриа бушевал ледяной ветер. Старые липы скрипели, точно несмазанная аробная ось. Меки прошел во двор к Саганелидзе через виноградники. Не хотел он встретиться с Барнабой, но как назло тут же увидел у крыльца темную фигуру в бурке и услышал ненавистный голос:

— Пожалуйте!

Еще одно слово — и Меки повернул бы назад, но проницательный Барнаба сразу догадался, что не следовало ему выходить навстречу юноше, и исчез. Меки очутился в объятиях Элисабед. Она обвила его полными руками, благословляя и что-то бормоча. Меки с трудом понимал, что происходит.

— Что, плохо ей? Очень плохо?.. — спрашивал он, как в тумане.

В камине шипели сырые дрова. Кетино сидела со слезящимися глазами на корточках перед огнем и что было сил дула в поленья. Из ольховой коряги, вскипая и пенясь, выступала влага. Пламя вспыхивало, тянулось вверх, словно поднимаясь на цыпочки, потом, скользнув по срезу полена, погасло. Ветер то и дело задувал в трубу и наполнял едким дымом полутемную кухню. Временами дверь распахивалась, и врывалось холодное дыхание заснеженных полей. Ветер пролетел по комнате, прихватив с собой остатки тепла.

Элисабед внесла графинчик с водкой и тарелку сулугуни.

— На дворе мороз. Выпей, согреешься. До смерти буду молиться за тебя, сынок! Ох, горе мне! Кто бы мог подумать? В одно мгновение свалилась с ног здоровенная девка. И что это за напасть такая эта слепая кишка! — говорила Элисабед, снимая с каменной сковороды кукурузную лепешку.

Меки налег на водку, выпил один за другим три стакана, сразу охмелел и расчувствовался. Тут уж ему нетрудно было успокоить свою совесть. Он и в самом деле поверил, что не любовь, а только сострадание привели его в дом Барнабы Саганелидзе. Он вышел во двор. Там уже ждала арба, запряженная двумя парами сильных быков.

«Это хорошо, — подумал Меки. — Ехать-то придется полем, по глубокому снегу!»

В темноте суетились женщины. Элисабед застилала арбу сложенным вдвое ковром.

— Не забыла теплую рубаху?

— Нет.

— А еду на дорогу?

— Все уложено.

Элисабед принесла из галереи сначала один хурджин, потом второй. Они, по-видимому, были очень тяжелы, и Меки бросился к ней, чтобы помочь. Элисабед попросила его не беспокоиться.

Барнаба и Кетино вывели на крыльцо закутанную в бурку Талико. На обледенелых ступеньках лестницы легко было поскользнуться.

— Постойте! — крикнул Меки.

Он вынес золу из кухни и посыпал ступеньки. Больная молчала. Лишь раз, когда ее укладывали на арбу, она издала негромкий стон. У Меки сжалось сердце. Он зачерпнул горстью снег и приложил его к пылающему лбу. Он осмотрел упряжь, поправил стебли кукурузной соломы, которой была обложена арба по бокам, окинул взглядом заснеженную дорогу и стегнул быков.

Громко скрипнула несмазанная ось.

— Больную обеспокоит! — проговорила Элисабед и тщательно обмазала ось мылом. — Барнаба догонит вас на лошади раньше, чем вы проедете долину. Правда, он нездоров, но сейчас разве его дома удержишь?

Едва арба выехала со двора, едва Меки остался наедине с девушкой, как радость охватила его… Талико доверилась ему, она лежала, слабая и беспомощная, на арбе, и он был единственным ее защитником и покровителем! Сердце юноши наполнилось глубокой нежностью. Он чувствовал, что сейчас готов на все ради Талико, и это смутно тревожило его. «Будь что будет!» — подумал он и хлестнул быков.

Ветер унялся. Слышно было, как потрескивает ледок на реке, замерзающей вдоль берегов. Проехать по мосту Меки не решился — побоялся встретить кого-нибудь. Он не хотел, чтоб его увидели с арбой Барнабы Саганелидзе. Свернув в сторону перед самым мостом, он погнал быков по тихому берегу реки, к дальнему, затерянному в зарослях броду. Подломился под колесами тонкий лед. Меки вошел в воду, ведя за собою быков.