Ян Винецкий - Человек идет в гору

Конечно, Виктор и виду не показывал, что Лиза его сколько-нибудь интересует. Наоборот, встречая ее на улице, притворялся чем-то очень занятым, правда, он всегда при этом приосанивался. В школе Виктор говорил с ней пренебрежительно-насмешливым тоном, больно дергал ее за косички, либо прилаживал к ним бумажки с изображением разных страшилищ. Лиза часто плакала из-за его проделок, а он тихонечко, углами губ, посмеивался. Это точно соответствовало девизу, вычитанному им из купленного на базаре у какого-то прыщавого субъекта флирта цветов. Орхидея: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей, и тем ее вернее губим средь обольстительных сетей». (Виктора нимало изумило бы, когда б ему сказали, что эти слова принадлежат Пушкину.)

Мать Виктора, ординатор городской больницы, самозабвенно влюбленная в своего «единственного мальчика», до десятого класса пестовала его, как малое дитя.

— Ты слишком груб с ребенком, — выговаривала она мужу, темнолицему высокому мужчине, работавшему капитаном речного парохода — трамвая «Ударник». — Он видит от тебя не ласку, а одни попреки.

— С ним надо быть не только грубым, — отвечал отец Виктора, и лицо его темнело еще больше, — с ним надо быть лютым. Ты со своей телячьей нежностью превратила его в самолюбивого барчонка. Погляди, сколько в нем презрения к людям. Даже отца он называет «вагоновожатым», «перевозчиком», вкладывая в это какой-то унизительный смысл. Его надо бросить в котел трудностей, житейских невзгод и выварить из него сахарин твоих восторгов.

— Неправда! — вспыхивала она и прижимала к себе Виктора, который по росту уже обогнал мать. — Наш мальчик умнее других, поэтому он и видит людские пороки.

— Сначала надо полюбить людей, а потом искать в них пороки, — отвечал отец.

— Толстовщина! — бросал Виктор, отстраняясь от настойчивых ласк матери.

— Видишь? Он уже научился подвешивать ярлычки. У него уже все карманы набиты ими. Личинка превратилась в куколку. Скоро из нее выпорхнет такая бабочка, что ты ахнешь, — да поздно будет. И запомни, люди за это не скажут нам доброго слова!

Кончалось тем, что отец уходил на работу злой, вконец расстроенный, мать плакала, а Виктор, тайком вытащив две трехрублевки из пачки денег, лежавшей на комоде, отправлялся смотреть футбольный матч либо заходил в школьный химический кабинет. Здесь допоздна возилась с кислотами, порошками, колбочками старая учительница Надежда Васильевна. Виктор был здесь частым гостем. Химия привлекала его своей таинственностью, магической силой каких-нибудь нескольких капель кислоты, вызывавших бурную реакцию в растворе. За этими бурями в колбе мерещились грозные явления природы — извержения вулканов, землетрясения, столкновения планет.

Впрочем, увлечение химией не мешало Виктору использовать одну странность учительницы. Надежда Васильевна — маленькая сухонькая старушка страшно много курила. Открыв, пачку «Казбека», она прикуривала от пламени спиртовки и, затянувшись, клала папиросу где-нибудь на край стола среди хаоса колбочек и трубок.

Виктор слюной гасил папиросу и клал ее в карман. Надежда Васильевна доставала новую, опять повторялась прежняя история.

Таким чертополохом рос Виктор.

Степана он ценил за смелость и твердость характера: Степка с малых лет был вожаком ребят всей улицы. В бесчисленных мальчишечьих баталиях росла слава о его бесстрашии. Виктору было приятно иметь такого знаменитого друга, ходить с ним по городу, не боясь подвергнуться нападению представителей враждебного лагеря. Но с годами привязанность его к Степану перерастала в тайную неприязнь — пощечина за срезанные у учителя математики очки засела в сердце острой занозой.

Он много раз приглашал в кино Степана и Лизу (так никто не догадается о его любви к ней). В темноте зала он чувствовал тепло лизиного плеча. Слегка кружилась голова, и не на экране, а в воображении виделись ему иные картины.

Позднее, уже в десятом классе, Виктор неожиданно понял, что дружба Степана и Лизы зашла дальше, чем он предполагал.

Но беспокойное чувство мучило его недолго. Он был уверен, что на самом-то деле она любит его, Виктора, и, встречаясь со Степаном, лишь скрывает свои истинные чувства, дразня Виктора.

«Чем меньше женщину мы любим, тем легче…» — вспоминал Виктор и самодовольно улыбался.

Так подошел последний май их школьной жизни.

Все трое решили поступить в Харьковский авиационный институт.

Но не черемухой, не цветами усыпала их путь эта навек памятная десятая весна. Раскаты войны ударили из края в край. Тучи поднятой взрывами земли нависли над городом, заслонив все, что было светлого и радостного у людей.

Лиза вспомнила прощание со Степаном. Они пошли а парк к любимой скамейке над обрывом. Душистая пена акаций сбегала к реке. Синий лес из подернутой полуденным маревом дали глядел сумрачно, будто и ему была печальна разлука.

Степан и Лиза стояли молча. Слов не было. Крепко сплелись пальцы их рук.

— Степочка… — сказала она, превозмогая закипавшие слезы, — мне не стыдно признаться… один ты у меня!.. Один на всем свете!

Она прижала свою голову к крутой груди Степана. Ей запомнился частый и гулкий перестук его сердца. Он заглушил казавшийся теперь далеким и глухим голос Степана.

— Есть слово одно… простое такое, мужицкое… Но емкости огромной! Если бы кто хотел перевести его на другой язык, потребовались бы целые тома…

Лиза подняла голову. На темном, загорелом лице Степана светились серые с просинью глаза.

Он коротко вздохнул и твердо, как клятву, произнес:

— Выдюжим!

Лиза поняла Степана. Надо выдержать все испытания, выстоять на любом, самом жестоком ветру.

— Выдюжим! — повторила она с той же клятвенной силой.

Он улыбнулся и поцеловал ее в сухие горячие губы. Громко треснула ветка акации. Лиза испуганно обернулась и встретилась глазами с Виктором.

Он стоял сзади — бледный, с прилипшей ко лбу тонкой прядью волос, с угрюмо-тревожным, бегающим взглядом.

— Витька! — громко, с неожиданной веселостью крикнул Степан. — Иди сюда, погляди, какая благодать!

— Благодать, да нам не видать, — с досадой сказал Виктор. — Сегодня ночью… отправляемся.

— Ой, так скоро! — тихо простонала Лиза и, будто желая удержать, никуда не отпустить от себя, взяла обоих за руки. — Помните, еще совсем недавно собирались мы в институт?

— Институт наш корова языком слизала и другим заказала! — мрачно отозвался Виктор.

— Стихами говоришь, — покосился Степан, — да стихи у тебя какие-то невеселые…

— Виктор перебил меня, — продолжала Лиза. — Я хотела сказать… Вот у нас была мечта, а теперь война отнимает ее. Но нам ее нельзя отдавать. Мечту надо возить с собой. Ну, как аккумулятор. Да, да, как аккумулятор! — обрадовалась Лиза своей находке. — Чтоб она питала нас энергией.