Ян Винецкий - Человек идет в гору

Волна раздражения нахлынула на Ивана, затопив все, что сдерживало его до сих пор.

— Вот шо, — сказал он дрожащим от негодования голосом. — Расточку винтов я поручаю Глебу, а вы, Стрелковы… за невыполнение распоряжений начцеха, станете на подсобные работы.

Никита и Шура стояли ошеломленные неожиданным решением Добрывечера.

Лиза пружинисто поднялась во весь рост.

— Ты ее сделаешь этого!

— Сделаю!

— Не забывай, что я профорг и сумею… остудить твое самодурство!

Добрывечер резко повернулся и пошел к станку Глеба.

— Ничего, работайте, — успокоила Стрелковых Лиза. Голос ее дрожал. — Пока Глеб осваивает этот капризный винт, мы опередим его.

«Нет, так дальше нельзя! — думала Лиза, кусая губы.. — Он стал невыносим. Живет только сегодняшним днем. Дальше глядеть не хочет».

Никита вставил заготовку. Загудел мотор с непривычной могучей силой. Станок давал теперь тысячу оборотов. Скорость резания равнялась ста метрам в минуту. Резец брал металл мягко, будто резал масло.

На расточку винта потребовалось всего четыре прохода. Не обратив внимания на время, Никита вынул винт и стал проверять резьбу. Поверхность резьбы получилась ровная, чистая, без шероховатостей, словно после шлифовального станка. Шура взяла гайку и стала навертывать на винт. Гайка шла по всей длине резьбы ровно и упруго.

— Есть! — крикнул Никита и побежал к начальнику цеха. Шура не отставала, раскрасневшаяся, счастливая.

— Есть винт, Иван Григорьевич! — громко, в один голос произнесли Стрелковы, вбегая в кабинет Добрывечера.

Добрывечер, хмурый, всклокоченный, с помятым желтым лицом, глядел на них, не понимая.

— Отнесите его в БЦК. Пусть проверят, — сказал юн, помолчав. Никита и Шура вышли, удивленно переглянувшись.

— Ну и Иван Григорьевич! Когда не получается — кричит, а сделаешь — тоже чем-то недоволен, — проговорила Шура с обидой в голосе. — Даже не спросил, как мы добились этого.

— Загадочный! Иной человек весь как на ладони, а иного покуда поймешь — мешок соли съешь, — сказал Никита.

А Добрывечер сидел, ероша пальцами обеих рук густые кудри…

Никита, сдав контролеру ОТК первый винт, с каким-то небывалым прежде нетерпением встал к станку. Шура пошла в кладовую, выгребла оттуда все заготовки, потом побежала в первый цех, боясь, что Никите не хватит заготовок.

А он точил и точил. Вместо трех винтов за смену Никита только до обеда уже сделал сорок винтов.

Рабочие цеха, как на чудо, приходили смотреть на работу Стрелковых. После обеда, приметив жадный и нетерпеливый огонек в глазах Шуры, Никита сказал:

— Точи!

Она молча встала к станку. Казалось, крылья выросли за спиной. В сердце стучало неизбывная радость.

Такие винты всегда точили за три часа. Это считалось хорошим показателем. А сейчас винт сходил со станка через каждые — трудно поверить! — пять минут.

— Пять минут! — восхищался Петр Ипатьевич, обсуждая успех Стрелковых. — Да за такое время прежде токарь успевал только в затылке почесать, получая задание. А они, светлый месяц, — винт дают. Чудо!

В конце рабочего дня над цехом повисло красное полотнище с белыми праздничными буквами:

«Сегодня токари Стрелковы, вместо трех винтов по норме, дали девяносто шесть винтов за смену. Слава Никите и Шуре Стрелковым!»

Бакшанов и Сладковский были до того противоположны по характеру, что в отделе, когда они собирались вместе, устанавливалась напряженная тишина. Казалось, вот-вот произойдет взрыв в настороженном, сдержанном разговоре главного технолога и парторга технических отделов.

Теперь в кабинете Сладковского они были вдвоем. Бакшанов стоял посредине комнаты — высокий, темный, с твердым, угрюмым взглядом.

— Как секретарь партийной организации, я хотел бы знать, каково общее положение с технологией на заводе, — проговорил он, мигая покрасневшими не то от усталости, не то от льющегося с улицы яркого солнечного потока веками.

Сладковский встал, прикрыл окно шторой.

— Общее положение, Николай Петрович, достаточно неопределенное. Цеховые технологи нас не балуют ни новшествами, ни хотя бы сносной информацией о том, как прививаются у нас, так сказать, «чужие» технологические карты.

— Сколько времени может продолжаться эта «неопределенность»? Полгода, год, два? — спросил Бакшанов.

Брови его соединились над переносьем и густой темной тучей нависли над глазами. Сладковский пожал плечами.

— Странный вопрос… тем более… в устах главного конструктора. Кстати сказать, Николай Петрович, вы не примечали, мы с вами никак не можем найти, так сказать… обшей линии в работе?

— Примечал. Моя линия направлена к серийному выпуску комбайнов, а ваша линия — неопределенность, какое-то, бог знает, что означающее, многоточие! — Бакшанов помолчал, крепко сжал зубы. Потом продолжал спокойнее: — Вы, Виктор Васильевич, не привлекаете меня к сотрудничеству.

— Ого, вам уже одного конструкторского отдела недостаточно! — перебил его Сладковский.

— Мы должны держать между нашими отделами тесную связь, — продолжал Бакшанов, не обращая внимания на колкость Сладковского. — Будет кустарничать, Виктор Васильевич! Рубцов сконструировал подвесной транспортер. Он освободит от тяжелых работ около восьмисот человек. Давайте вместе поставим вопрос перед руководством завода о его внедрении.

— Видал рубцовский транспортер. Принципиально согласен. Но… — Сладковский улыбнулся, наклонив голову с ровно прочерченным пробором… — на то я и главный технолог, чтобы решать в первую очередь главные задачи. А такой задачей сейчас является эталонный комбайн. Он будет проходить государственные испытания, не забывайте этого, дорогой Николай Петрович.

— Надо глядеть вперед. Завтра мы перейдем к серийному выпуску.

— Не отвлекайте нас от главного! — впервые вспылил Сладковский и тут же, как бы извиняясь за грубость, примирительно произнес, улыбаясь и вздыхая одновременно: — горячие мы оба…

— Я бы не сказал, — произнес Бакшанов, — вы холодный.

«Вот хам! — мысленно ужаснулся Сладковский. — И еще сетует на отсутствие общей линии!» Он откинул штору и тяжело опустился на стул.

Солнце снова полилось на Бакшанова расплавленным золотом.

— Виктор Васильевич, — сказал Бакшанов. — Я решил созвать открытое партийное собрание отделов. Пригласим всех цеховых технологов, стахановцев, конструкторов. Повестка дня — доклад «Серийный выпуск самоходных комбайнов и задача коммунистов технических отделов».

— Рано, Николай Петрович. И потом, я не готов…

— Я готов к такому докладу.

— Что ж… Тогда и прочитайте его… — едва заметно поморщился Сладковский…

Лиза пришла на открытое партийное собрание технических отделов уже к концу доклада Бакшанова. Она присела к чертежному столу и вдруг встретилась глазами с главным технологом, сидевшим рядом. Сладковский мило улыбнулся ей, как улыбаются знакомым дамам благовоспитанные мужчины.