Анна Лупан - Обрести себя

— Мне ли вам давать советы в этом деле. Бедная мать того, кто путается с девчонками. Они раньше времени ей голову пеплом посыплют.

— И вам от них досталось?

— Без этого не обошлось.

— Чертово их племя.

— Не говорите.

— Но и без них тоже пасмурно на свете.

— Еще как. Съедает душу туман и холод.

— Плохо с плохим, но еще хуже без плохого.

— Хорошо сказано.

— Нравится, как скребем поле?

— Грех, чтобы такие парни плохо работали.

— Лестью нас не возьмешь, смотри, как бы раньше времени не похвалил.

— Хороший день узнается с утра.

— Не всегда.

— Так вы передайте агроному, если завернет сюда, что я был и ушел на огород.

— Почему не передать.

Арион распутал постромки, сел в бедарку и собрался уезжать. Тут надежно — ребята старательные, дело идет хорошо.

— Эй, бадя! — окликнул его один из трактористов. — Будешь ехать мимо стана механизаторов, передай повару, чтобы жирнее борщ варил.

Арион придержал коня.

— Не хватает, плохо кормят?

— Да как сказать? Витаминов больше, чем надо, а вот калориев маловато.

— Наши не жалуются.

— Ваши, наверно, на диете. А нам щавель да крапива вредят, дальтониками становимся, путаем цвета, пропуски делаем на пахоте.

— Пугаете?

— Нет, что вы! Жалуемся.

— Ладно, скажу. Только повар из кармана вам мяса не вынет. С председателем надо потолковать.

— Хоть с бабой-ягой, нам все равно. Абы не налегали на витамины. Витамины для грудных детей, а мы уже бегать научились… За девчатами.

— Значит, в супе побольше блесток хотите? Ну что же, естественное желание.

Расстегнув воротник рубашки и намотав вожжи на руку, Арион замахнулся кнутом на Гнедого, уже на ходу крикнул:

— Передам по начальству.

«Ну и балованные выросли дети, — думал он, — чуть что — язык распускают. Это пока только пояса подтянули чуть-чуть. А если потяжелее придется, как тогда заговорят?»

И опять его мысли покатились по накатанной дорожке — задумался о своих девчонках: растут не так, как росли родители, рассуждают по-другому, и нет у них ни капли терпения, какие-то ненасытные и языкатые.

Он и сам прекрасно знал, что для механизаторов варят постный борщ из картошки да зелени. Не раз ему приходилось самому обедать на стане. Так что все знал отлично. Весною в колхозе всегда скудный выбор продуктов, но механизаторам отдавали самое лучшее. И, конечно, не так уж это страшно, можно пережить, что нету мяса. Зато есть сколько хочешь фасоли, картофеля, солений, а также лук, редис. Дай боже, чтобы не было хуже. Кто же виноват, что фермы еще слабые и колхоз едва успевает рассчитываться с государством по мясу? Правление, правда, решило выделить для механизаторов свинью. Но пока раскачивались, пока ворчал и что-то мудрил зоотехник, весенние работы шли уже к концу. Трактористы острили по этому поводу, но съедали все, что готовил Тодерикэ, без недовольства. А эти с первого же дня дают понять, что на такой пище трактора не пойдут. Ничего удивительного: свои механизаторы, хоть и не хуже приезжих, — местные, крестьяне, а крестьянская натура неприхотливей, выносливей, терпеливей ко всему. Эти же, с плантажа, — городского склада, с претензиями. Им подавай борщ с мясом, а обещания держи для себя. «Нужно заехать на стан, может, у Тодерикэ какие-нибудь резервы есть», — решает Арион.

На огороде он хотел поторопить тех, кто убирал урожай редиса — сегодня собирались отправить машину в город на рынок, и очень важно не опоздать. Можно было, конечно, выдергать редис еще вчера, но тогда на рынок он попал бы уже привядшим. И стоимость, конечно, снизилась бы. Хотелось, чтобы машина с только что выдернутым из земли редисом пришла и не слишком рано. Утром овощей на базаре хоть отбавляй, и покупатели воротят нос. Нужно выбрать такое время, когда товар уже иссяк, а на рынок повалила новая волна покупателей. Редис свежий, конкурентов почти нет — успевай подавать на весы. Тут тоже своя стратегия нужна.

За четырнадцать лет бригадирства Караман научился делать все так, чтобы при самых небольших потерях добиться максимум пользы. Приходилось прибегать к маленьким безобидным хитростям, это помогало выпутаться из всевозможных трудностей, которыми осложнена жизнь колхозного бригадира. В особенности много дел появилось у него с тех пор, как колхоз объединился, а правление переместилось в Валя-Маре. Но он не жаловался, не думал о том, что с расширением обязанностей должна бы возрасти и зарплата. Арион из той породы людей, которые вянут без работы. Он и в прошлом не боялся работы, в колхозе же труд приобрел для него еще более высокий смысл. Председатель Ион Гырля почти не вмешивался в дела своих подчиненных, дает им возможность свободно развернуть инициативу и хозяйственность. И Арион чувствует себя полным хозяином на своем участке. Только подготовка к закладке такого грандиозного сада несколько расшатала его уверенность в себе. Многое из того, что надо знать в этом большом деле, для него неведомо. Теперь он уже понимает, что одним трудолюбием и преданностью делу такое начинание не осилишь. Нужны теоретические знания. Учиться, спрашивать специалистов мешала ему некоторая самонадеянность, бригадирский престиж. Часто ощупью, блуждая вслепую, искал он ответа на вопросы, возникавшие поминутно. Таким образом, часто ему приходилось открывать давно уже открытые истины. А когда агроном Павел Захария, вместо того, чтобы восхититься «открытием» бригадира, объяснял ему, что он не оригинален, что есть еще более выгодные решения того же вопроса, Арион восклицал:

— Не может быть!

— Если бы почаще перелистывал книги, сам бы убедился, — спокойно урезонивал его агроном.

Арион махал рукой, мол, с меня хватит:

— Есть у меня время листать…

Но все же шел к дочке Жене и, чтобы никто не видел, просил найти ту самую книгу, о которой говорил агроном. Ему казалось, что человеку земли позорно черпать знания об этой самой земле из книг.

— Ты же против наук, — подтрунивала Женя.

— Хоть ты не умничай, — огрызался он, брал с собой книгу, листал ее на досуге, с трудом понимая мудреный текст, и бросал на полку, где она валялась до тех пор, пока Женя не забирала ее обратно в библиотеку. В книгах его удивляла невероятная смесь заумности с обилием общих мест, сведений, которые и так известны любому.

— Хэй, Гнедой! Многого мы с тобой не знаем, — разговаривал с лошадью Арион по дороге на огород. — А может, вообще устарели? А? Да и в силах ли человек все познать?

Лошадь повернула голову, посмотрела на него влажными смышлеными глазами. Казалось, у нее накопилась в душе печаль, которой она хотела бы поделиться. Пыль поднималась из-под копыт, обволакивала колеса, тащилась легкой тучкой за двуколкой. Кусты повилики тянулись от дороги, словно старались уберечься от пыли. В цветке репейника замерла букашка, греясь на солнцепеке. Шныряли в траве лоснящиеся ящерицы, порхали разноцветные бабочки. Над огородом в брызгах искусственного дождя сияла зелено-желто-лиловая радуга. Борозды, полные воды, блестели под солнцем. Арион остановился на меже, залюбовался огородом. Хорошо тут весной, когда все полно свежести, шум Прута на перекате так ласково перекликался с птичьими пересвистами. Но еще лучше осенью. Огород тогда окутан густым настоем запахов огурцов и укропа, моркови и помидоров, вянущей травы на меже. Сколько живет Арион, все не может не удивляться тому, каким волшебством из черной земли растет алый и белый цветок, из простого глинистого комка — куст с багровыми помидорами, пахнущий так сильно, что струю аромата различишь за несколько шагов. Ни в каких книгах никакие ученые этого никогда не объяснят. Впрочем, может и объяснят, но все равно для Ариона это останется дивной загадкой, которая помогает ему жить и любить все живое.