Федор Панфёров - В стране поверженных [1-я редакция]

— Вы что, с фотографом разговариваете или перед вами полковник? — и, махнув на него рукою, как машут, отгоняя муху, снова обратился к партизанам: — Беречь себя, конечно, надо. Но как беречь? Беречь можно по-всякому: идет бой, а ты за пень или в норку: «Пусть товарищи умирают за родину, а я вот в норке беречь себя буду». Так, наверное, Зеленый бережет себя.

— Такие есть, товарищ полковник!.. — в минутной тишине проговорил седой партизан в первом ряду. — Вот именно: в норку забьется и бережет себя, как девица на выданье.

Раздался грохот: люди, чуть закинув вверх головы, щуря глаза, хохотали, сотрясаясь, а Николай Кораблев подумал: «Экое доходчивое бросил!», а когда хохот смолк, добавил тепло, от всего сердца:

— Товарищи! Сейчас нам не следует думать о жизни… и о смерти. Одна задача — беспощадно бить нечисть, всю эту сволоту, которая забралась на нашу землю. И уж если погибать, так погибать только так, чтобы за тобой лежали десятки трупов тех мерзавцев, которые именуют себя фашистами, — и, повернувшись к Зеленому, добавил: — А вы явитесь немедленно ко мне.

— Куда, товарищ полковник? — довольно надменно спросил тот.

— Я забыл вам, товарищи, сказать, — Николай Кораблев снова обратился к партизанам, — я сегодня назначен вместо товарища Гуторина; товарищ Гуторин остался в Пинских болотах, — и опять к Зеленому: — Так теперь знаете, куда надо явиться?

— Да, — почему-то посмеиваясь, ответил тот. — Но я должен сначала переслать фото в Москву.

— Фото будете посылать только с моего согласия.

— Это нарушение, товарищ комиссар. И за такое…

— Не грозите! Мы уж как-нибудь за нарушение будем отвечать вот все вместе, — Николай Кораблев протянул обе руки, как бы обнимая партизан, и тут же обратился к жене Петра Петровича: — Елена Егоровна, здравствуйте! И вы тут? Дети ваши как, дочки? — Что-то теплое, родное и скорбное блеснуло в его глазах, и этим он покорил партизан больше, чем всеми сказанными словами.

— Сестра я тут, — ответила Елена Егоровна. — Видите, — и потрогала медицинскую сумку, — не осталась с дочками, но тоскую — беда.

В это время подошел чем-то встревоженный, но скрывающий это Иголкин и кинул:

— Здорово, братцы! Как цепы? Приготовлены?

— Ого! — закричали партизаны. — Приготовлены цепы!

— Снопы подавайте!

— Снопы скоро будут, братцы. Как молотить будем? Поштучно аль с пуда? — снова кинул Иголкин, уже хохоча.

— И с пуда и поштучно!

— Давай валяй только!

— Вот они какие у нас молодцы! — обратясь к комиссару, проговорил Иголкин. — Ну что, останетесь здесь?

— Нет! В штаб, — коротко ответил Николай Кораблев.

— Что мало? Они теперь вас с рук на руки будут передавать: вижу, по нраву пришелся. А к базарному дню вернетесь в штаб.

— Нет! Мне надо некоторое время побыть там. Поедемте…

И вскоре они снова скакали на конях в город Бобер.

Николай Кораблев думал: «Люди хорошие. Но паршивая овца, вроде Зеленого, может нагадить. Таких надо быстрее убирать», — и, все еще не свыкнувшись со своей ролью, стесненно попросил Иголкина:

— Мне бы хотелось повидаться с Масленицей и его начальником штаба Петром Петровичем.

— А вы прикажите — и явятся.

— Чего танки пронеслись? — уже смелее спросил Николай Кораблев.

— Ни папа, ни мама не поймут. Попробую связаться с генералом. Тогда все будет ясно, — Иголкин снова подхлестнул своего коня, и тот стремительно рванулся вперед.

Войдя в свой блиндаж, Николай Кораблев застал незнакомого человека, который сидел за столом, низко опустив голову над бумагами. При входе Николая Кораблева он поднял голову, внимательно посмотрел на него — хмурь сошла с лица — и, улыбаясь, видимо по привычке принимать людей, встал, пошел навстречу, произнося:

— Садитесь, пожалуйста, — и спохватился: — Да. Что же это я вас приглашаю? Сам у вас гость. Ну, будем знакомы, — Уваров, работал в центральном штабе партизан, теперь приехал восстанавливать хозяйство Белоруссии.

Он сразу расположил комиссара к себе, и тот, почувствовав дружественное, заговорил полушутя, полусерьезно:

— Белоруссия еще под врагом, а вы уже восстанавливать?

— Победа не за горами.

— Давно ли у нас?

— Больше месяца. Разрабатывали с вашим генералом план, как встретить бегущего врага. Генерал у вас — золото.

— Лазоревое утро.

— Только не дай бог попасть в это утро, когда оно пасмурно.

— Ручка тяжелая, — с восхищением произнес Николай Кораблев, глядя на угол, отгороженный брезентом. — А кто там? С вами, что ль, приехал?

— А я и есть, товарищ комиссар, — раздался из-за брезента голос Сиволобова. — Привожу себя в боевую готовность. Звание мне дали. Лейтенант. За пятьдесят-то лет — лейтенант, — и, выйдя из-за брезента, побритый, почищенный, в новом костюме с погонами лейтенанта, с золотой звездочкой на груди, Сиволобов застенчиво расшаркался, не в силах сдержать губы, которые так и расползались: — Ну, как? Хорош, Николай Степанович?

— Хорош, Петр Макарович! — смеясь, ответил он и, подойдя к Сиволобову, обнял его. — Несколько часов мы с вами не виделись, а соскучился. Якова Ивановича не встретили?

— У-у-у! Да он с генералом махнул на ту сторону.

— Ах да, я забыл! — и Николай Кораблев снова обратился к Уварову: — Плоховато, товарищ Уваров, здесь. На пути встретили митинг и слышали такие слова: «Война скоро кончится: надо беречь себя».

— Это, очевидно, одиночки-болтуны. Мы ведь поработали здесь основательно: несколько раз собирали коммунистов. Стена плотная — никакой пушкой не прошибешь, — уверенно произнес Уваров. — Однако, конечно, надо ко всему прислушиваться. Да, кстати, генерал, очевидно, вас уже информировал, но я должен тоже. Перед отъездом сюда мы были в Цека… ну, прямо скажу: у товарища Сталина.

— Устал товарищ Сталин?

— Как все. Но у него сила — сила нашей партии, нашего народа. Нераздельная сила, нерушимая. Удивляешься: ведет такую напряженную войну и… следит за искусством в стране… Да… Так вот и дали вам работу побольше — комиссаром. Сталин спрашивал: виделись ли вы со своей женой?

— Нет еще. Но надеюсь и жду.

— Мы так и ответили. Сталин знает о работе вашей жены… и о той беде. И сказал: «Сильные люди, настоящие коммунисты. Прошу передать, как только кончится война или при случае — заглянуть ко мне». Думаю, не откажетесь? — улыбаясь, пошутил Уваров.

— Трудно отказаться, — так же радостно улыбаясь, ответил Николай Кораблев, потрясенный сообщением Уварова, и, чтобы скрыть свое волнение, заторопился: — А теперь за дело, товарищ Уваров. Мне все-таки хочется побеседовать с Пикулевым. Можно пригласить?

— Очень хорошо!

— Петр Макарович, позовите-ка товарища Пикулева, — и предупредил Уварова: — Вы его видели, какой он маленький. Так вы ему относительно роста и не намекайте: больное место.