Анатолий Баюканский - Восьмой день недели

Радин заглянул в пультовую, благо дверь настежь. Огненные сполохи пляшут по стенам. Сутуловатый сталевар, видимо старший конверторщик, заменивший Дербенева, стоя спиной к Радину, отчитывал цыганского вида паренька:

— Опять за брехню, салага. Как определить содержание углерода в металле?

— Очень просто. По приборам.

— Дубочек ты мой! По приборам и тетя Нюра определит, а ты на глазок, без прибора.

— Это нарушение.

— Сам ты — нарушение природы. Помню, в молодости на права сдавал. Инспектор меня спрашивает: видишь этот знак? Вижу. Теперь скажи, как быть, если тебе нужно подъехать к этой столовой? А я ему в ответ: «Не беспокойтесь, инспектор, я обедаю, дома». Так и ты… Про искру забыл? За искрой следи, салага! Какого она цвета, как рассыпается! Уразумел?

— Больше половины.

— А теперь жми в лабораторию! — Пожилой сталевар сунул в руку парня смятую бумажку, увидел начальника цеха.

— Что у вас происходит? Техминимум?

— Здравствуйте, товарищ начальник! — слегка наклонил голову пожилой сталевар. — Зайцев моя фамилия. Правая, так сказать, рука Миши Дербенева.

— Здравствуйте, товарищ Зайцев!

— И вам не спится? — Зайцев пригладил седеющий ежик волос.

— Разве уснешь, когда бригада простаивает по два с лишним часа? Не объясните? — Радин чувствовал себя неловко. Зайцеву под пятьдесят, на щеках сеть багровых морщин, под глазами отеки. — Придется нести ответ!

— Вы не больно-то строжитесь, товарищ начальник! — смело сказал Зайцев. — Поначалу порядок в своем хозяйстве наладить нужно. Вот я парню собственную рублевку дал за то, что он поволок пробу в лабораторию. Смекаете? Опять ваша пневмопочта отключилась.

— Где анализы плавок?

— Вот! — Зайцев показал на четыре узорчатых стальных блина, лежащих на столе. — Содержание углерода в норме!

— Выходит, сливали плавки без анализа?

— Кран поломался, — чуточку смутился Зайцев, — надо было в график укладываться. Да я на глазок будь здоров…

— Шести видов шлаков не хватает. Брак гоните.

— Откуда сведения? — нахмурился Зайцев.

— Из лаборатории.

Зайцев выглянул за дверь. Повернул к Радину злое лицо:

— Бардак в цехе, а стрелочники виноваты! Краны летят, пневмопочта стоит!

— Странно, когда плавки ведет Дербенев, и конвертор не простаивает, и жалоб нет. Не успел бригадир уехать, и все пошло прахом…

— Эх, хо-хо, елочки пушистые, — вздохнул Зайцев, — в том вся и закорюка. Был бы Миша Дербенев — держись! Все бы пело и стонало! Чугунчик отменный и прочая, а без него… — Зайцев махнул рукой.

— Живете лавинообразно. То извержение, то затишье.

Зайцев подвигал каску на голове.

— То на то и находит. Мы по своей бухгалтерии знаем. Без Мишки Дербенева заработок сто сорок. При нем — за двести. В среднем — сто семьдесят.

— А без Дербенева двести не можете заработать?

— Ни в жизнь! Чугун слабый. И вообще.

— Не чугун, сами слабаки! Работать уметь надо, старина! — Радин закинул крючок, чтобы задеть Зайцева за живое.

— Э-хе-хе! — Зайцев взял лопату, подобрал кусочки застывшего металла, швырнул в отвал. Выпрямился. — Слабы мы, не слабы — все едино. Я знаю! — Зайцев поднял вверх палец. — Испокон веку ведется: Дербень — фигура! А коль так, вокруг него этот, как его, ореол. Будто вокруг ангела. Вот он и светит, а мы в сторонке греемся.

— Чудеса рассказываете, Зайцев.

Зайцев аккуратно приставил лопату к боковой стенке конвертора. Погрозил кому-то невидимому кулаком.

— А ить говори, не говори — все едино. Коли интерес есть, скажу: когда народ без ангела жил, без веры? Никогда. На чей-то огонек равнение держать надо. А ежели мы все в передовики попремся, что получится? Давка и неразбериха. И друг друга потопчем.

— Хитер, целую теорию придумал.

— Может, и придумал, — согласился Зайцев, — так жить легче. Сейчас за чужой спиной не отсидишься, каждый на виду. Но и против этой самой НТР нашли способ. Приноравливаются люди.

— Любопытно!

— Не очень. Лучше всего, чтобы начальство не понимало, какой ты есть загадочный человек. Разберется, а тебя и след простыл. — Зайцев еще раз подвигал каску на голове. — А вообще-то мы принимаем меры.

— Вы не меры — сталь давайте! — вскинулся Радин. — Ваши таинственные намеки мне не совсем понятны. И, пожалуйста, — как можно спокойнее продолжал Радин, — после смены представьте на мое имя докладную. Укажите, по чьей вине простой, внесите предложения.

Зайцев растерянно заморгал белесыми ресницами.

— Проку-то — бумагу переводить. — Изучающе посмотрел на Радина. — Приедет, сам разберется.

— А вам нечего сказать?

— Без него мы голову по шапке примеряем. — Зайцев хитро прищурился, видя, что смутил своей непреклонностью начальника цеха. — Приедет сам и честь по чести доложит. Чего позорить-то…

Идет Радин по цеху и привычно на ходу записывает что-то, отчеркивает. Всегда с блокнотом.

Забылась минутная слабость в ту ночь, когда пускали цех. Даже неприятно вспоминать.

Да, здорово поднял Радина в собственных глазах тот случай с вылитой на пол плавкой. Дебатов было о ней — уйма. И в цехе, и на заводе. На директорской оперативке спор разгорелся. Одни ругали Радина, другие хвалили.

…Радин остановился возле сталевоза. Под его металлическим козырьком сталевары убирали окалину.

— Здравия желаю! — окликнул Радина молодой подручный. Из-под распахнутой куртки парня виднелась тельняшка. — Гляньте-ка: светло, тепло и мухи не кусают. — Поднял голову к защитному козырьку.

— На том стоим! — отшутился Радин и пошел дальше, стараясь припомнить фамилию парня, демобилизованного матроса. Не то Павлищев, не то Лаврищев. Крестник, можно сказать.

Как-то застал Радин возле конвертора толпу возбужденных рабочих. Протиснулся сквозь кольцо. Люди руками размахивают. В центре круга медсестра бинтовала лицо парня. Во время уборки окалины из-под конвертора выплеснулся жидкий «козелок» килограммов на сто и плюхнулся рядом с подручным, обдав его брызгами. Легко отделался тогда матросик.

Через неделю Радин принес чертеж, механики по нему соорудили металлическую крышу, прикрепив ее к козырьку сталевоза. С тех пор, как только начиналась уборка окалины, сталевоз подходил к конвертору вплотную и закрывал крышей ребят, работающих внизу…

«Обрадовался матрос, когда увидел меня, — с теплотой подумал Радин. — Помнит. Люди хорошее помнят». После беседы с Зайцевым Радин записал в блокноте:

«Разобраться с Дербеневым, провести анализ плавок, поступление материалов во время работы Дербенева и в его отсутствие. Сравнить с бригадой Бруно».

Десятки больших и малых дел буквально захлестывали Радина. А тут — новые заботы. В Старососненск для знакомства с новым комплексом прибыли американские металлурги, четвертая делегация за месяц. А заявок на посещение — десятки. Своими глазами увидеть первый в мире комплекс, единую технологическую линию выплавки и разливки стали — мечта любого специалиста. Есть во многих странах конверторные цехи, имеются и установки непрерывной разливки, но не существовало такого цеха, в котором бы синхронно, минута в минуту плавилась и разливалась сталь. И не тонны, не десятки, а многие тысячи тонн стали.