Павел Кочурин - Преодоление

Николай Сергеевич видел, что за Витю радовалась и Ольга Владимировна.

Во внимании ее и к Вите, и к Володе проявлялась большая и завидная любовь прежде всего к нему, Николаю Сергеевичу. Любовь эта тоже была неповторима в своей искренности, как и страдания Нины Степановны. Ольга все делала так, чтобы он не замечал ее заботы о нем и не тяготился ею. Он это видел и понимал. Но и тут, опять же из-за такта Ольги, не ощущал в себе несвободы перед ней. Тут все было с ее стороны как бы необходимостью, потребностью для нее самой.

Ольга Владимировна пронесла свою любовь к нему через преодоление какой-то даже черствости и кажущегося невнимания к ней с его стороны. Но она находила и этому оправдание, относя все к судьбе, раздвоившей его жизнь на «ту», военную, пройденную, — и «эту», продолжавшуюся, сегодняшнюю. И радовалась победе сердца и души, когда ее добродетель достигала цели. Ольга всю жизнь, как и Нина Степановна, тоже боролась…

Увидя, как с появлением Вити, а потом и Володи все в Николае Сергеевиче просветлело, она полюбила и Витю и Володю.

— Все тревожилась за Витю, — признавалась она Николаю Сергеевичу, когда волнения и радости улеглись. — Миша тоже не с нами. И Нина теперь уедет, но они все же при нас. А о Вите все время было что-то неизвестно.

Само собой установилось и с годами утвердилось для всего разветвленного рода Костромичевых непреложное правило — летом встречаться в Озерковке. Хотя бы на день, на два дня, но каждый подгадывал туда приехать тогда именно, когда там будут все остальные. Это стало долгом не только для семей сыновей и дочери Костромичевых, но и для всей их большой родни — бабушек, дедушек: как не побывать у бабушки Оли…

В сознание внуков и внучек Николая Сергеевича и Ольги Владимировны вжилась легенда о старом доме на мыске, где жили некогда дядя Степан с тетей Дашей. И мнились давние-предавние времена, когда у них была девочка Юлия, а у ней два братца — Сережа и Алеша.

Дом был окружен сказочными таинствами. Будто от него под озером и под рекой в страшную войну были прорыты ходы и выходы, уводившие в самые дремучие леса. По ним в нужный час пробирались партизаны из лесов и спасали людей от гибели.

Сказка витала всюду и вокруг дома. Дуб напротив веранды — огромный, все видевший и все слышавший, был всему хозяином. Тополя, осины, ели и березы ему повиновались. По ночам под деревьями прятались невидимые духи и волшебники, которые крались из дремучих лесов по старым потайным ходам. Стражи-ели стоят, как и раньше стояли, плотной стеной у озера с пиками наготове и берегут дом от водяных, затаившихся под ракитами. Все на мыске воображалось живым, помнящим и знающим, что тут происходило в старину.

Каждое дерево было посажено теми, кто жил в этом доме. Юлией посажена рябина возле дорожки к озеру, Ее так и называют — Юлина рябина. Красные гроздья на ней берегут птицам, которые, может, и найдут Юлию, пропавшую в далеких краях.

Рябина Юлии — последнее дерево Григорьевых, посаженное до войны.

Удивлением из удивлений для внуков и внучек было то, что их дедушка Николай знал самого дядю Степана. И не просто знал, а строил с ним этот их дом. И тетю Дашу дедушка знал. А Юлия — его сестра. Фашисты угнали Юлию в неведомые края, куда только залетают птицы. Из тех краев она идет домой вот уже многие годы и все никак не может дойти… Красные богатыри-воины Алеша и Сережа вместе с дядей Степаном и прогнали фашистов. Но сами пали в страшной битве. Один только дедушка Николай и остался в живых.

Все это жило в сказках, сложенных внуками вместе с бабушками и дедушками. Такой дом, населенный сказками, уже никогда никем не забудется.

Легендой стала и буря на озере Озеро́. Дядю Володю спас в ту бурю охранитель озера, его владыка — сам Завражный.

Когда этот рассказ о буре слушал Володя, ему не верилось, что рассказывают о нем.

Стоял заветный дом, вытекала речка Озеровка из дремучих лесов и непролазных болот, зрели вокруг поля, цвели луга. И в центре всего — живое и вечное озеро Озеро́.

В тихие вечера оно ласково светилось золотистой с синевой гладью. А в бурю билось, протестовало… И тишина, и шум озера были слышны в доме. Озеро и дом жили одной, слитной жизнью.

Когда человек хотел увериться в себе — он шел к буйному озеру на его шум. И там вбирал в себя его волю, непокорность и протест. В эти минуты человек и озеро открывались друг другу.

Но больше к озеру шли тогда, когда оно после гнева становилось кротким. Как бы стыдилось за свой нрав и буйство. Но и гордилось вместе, что восстало и гневом своим обновило жизнь. В этом озеро было примером человеку. Таким и человек должен быть — и гневаться яростно, и стыдиться своей необузданности.

Николаю Сергеевичу на всю жизнь запал в душу и умилил один случай со Степушкой, старшим внуком, сыном Володи.

Тихим жарким днем Степушка исчез куда-то. Хватились его не сразу. Он всегда играл с ватагой мальчишек у озера. А тут прибежали сестренки и братишки без Степушки.

Первой узнала мать, что Степушки не было на озере. Но это ее особо не обеспокоило. Сын уже взрослый, школьник, мог убежать куда-то с мальчишками и постарше. Но вот и к обеду Степушка не пришел. Всполошился весь дом.

Нашла его бабушка Оля спящим под старым кустом смородины в огороде. Ольга разбудила его, привела домой. Он был удивлен, что его искали и сердятся.

— Баба Оля, я ведь нечаянно. Я затих, чтобы меня жук не боялся, и заснул.

Когда все успокоились, особенно мать и бабушка Зоя, Ольга Владимировна расспросила Степушку, что же он видел под кустом смородины. И Степушка рассказал, как он изучал жизнь букашек, паука и жуков. Там он открыл целый мир букашечьей жизни. Он еще раньше приметил большого жука и паука и все хотел приучить их к себе, чтобы они его не боялись. Считал всех жуков, букашек и паука населением смородинного царства.

Жук и паук хотели быть властелинами. И воевали друг с другом за царствование. И вот жук куда-то исчез. Нет и нет. Степушка стал догадываться, что это паук поймал его в свои сети и съел. Но все же решил подождать. Он жалел жука. Но приметил, что без жука появилось много новых букашек. Значит, букашки боялись жука… Что же тогда получается? Так, разгадывая букашечью жизнь, Степушка притих и уснул под кустом.

— И все-то они там делают, баба Оля. И дома строят, и поля пашут, и детей кормят, — рассказывал Степушка, глядел восторженными глазами, довольный, что его слушают и понимают. — А многие далеко-далеко уходят. На большой промысел и на заработки, на какие раньше, при дяде Степане, мужики уходили. Только вот непонятно, зачем паук жука съел? — переживал Степушка. — А жук тоже, видно, кого-то съел, раз букашки его боялись…