Павел Кочурин - Преодоление

Минувший день был интересным. Они закончили разработку прибора, передали на завод чертежи. И вот должны приступить к изготовлению модели. Николай Сергеевич и думал об этом. Собирался завтра прямо из дому проехать на завод…

Машинально заметил, как резко, за несколько шагов до него, повернулась назад идущая было навстречу женщина. И торопливо зашагала. Уходила без оглядки, будто спохватилась, что забыла что-то.

Не повернись она так стремительно, он прошел бы мимо. Скорее всего и не заметил бы ее. Но тут бросилась в глаза резкость ее движений, как от испуга. И это заставило посмотреть ей вслед.

«Нина…» — поразила догадка.

Он остановился. Женщина тут же свернула за угол.

Сразу у него не возникло желания встретиться лицом к лицу с бывшей женой. Даже что-то заставило остеречься этой встречи. И он замедлил шаги.

«А почему бы и не встретиться?.. — тут же возникла другая мысль. — Чего опасаться?.. Встретиться и спросить, как живет, как сын?.. Теперь-то она может о сыне сказать!..»

И он заторопился, зашагал, припадая на больную ногу. Надеялся за углом дома увидеть ее.

Если это действительно Нина Степановна, раздумывал он, то должна где-то в стороне остановиться. Пусть не для встречи с ним, а из любопытства. Просто чтобы издали увидеть его.

Или же убедиться, что обозналась.

Но за углом никого не оказалось.

Значит, не она, решил он.

О своем предположении, что навстречу ему шла Нина Степановна, он все же рассказал Ольге. И Ольга, как бы к слову, сочувствуя Нине Степановне, сказала, тоже предположительно, что ей, наверное, необходимо поговорить о чем-то с ним. Сказала не обидно ни для него, ни для нее. Просто подумала по-житейски. Она знала, что все, связанное у него с первой женой, связано с войной. И страдания, и оскорбления, и даже унижения.

Слушая Ольгу, Николай Сергеевич почему-то уверился, что это была Нина Степановна. Она ищет с ним встречи. Скорее всего из-за сына. Может, что-то неладное у нее с ним?

Что сына нет, он в это не верил. Наверное, жив. И тогда носит его фамилию и отчество. И возможно, считает его настоящим своим отцом. Может, услышал его фамилию, имя и отчество, сверил со своими метриками — и вот теперь разыскивает, спрашивает мать. Мать могла и не говорить сыну об отце. Уклониться от объяснений. Или сказать: «На фронте погиб…»

И он сам, и Ольга понимали, что встреча с Ниной Степановной могла бы все прояснить и поставить на место… А возможно, и усугубить. Запутать, если мать что-то скрывала от сына и продолжает скрывать. Но встречи не было, и загадка оставалась неразгаданной.

Вторично, уже в конце зимы, он заметил Нину Степановну около самого института… И тут у него не оставалось сомнений, что она ищет с ним встречи. И в то же время опасается этой встречи. Значит, у нее какое-то горе. И это горе связано с ним, бывшим ее мужем.

За этой догадкой возник и вопрос: «А что я могу ей сказать?.. И как ей помочь, раз она сама тогда сразу все отвергла?..»

Весной, перед самыми Первомайскими праздниками, Николай Сергеевич получил долгожданную квартиру в новом доме. После стольких неудобств жизни в тесной комнате перенаселенной коммунальной квартиры, терпеливого ожидания они въехали в свою трехкомнатную отдельную квартиру.

Весь отпуск были заняты устройством своего жилья. Доделками, перестилкой рассохшегося паркета, подгонкой дверей, окон, покраской, заделкой щелей.

Ольга Владимировна с утра до вечера сновала, как челнок, по мебельным магазинам, чтобы купить самое что ни на есть необходимое. Николай Сергеевич с Мишей и Ниной делали все по дому. Уставали, но радость, что у них отдельная квартира, снимала эту усталость. И они торопились, чтобы все успеть за отпуск.

Окна их дома выходили в большой молодой парк. И этот новый парк тоже радовал… Хотя и далековато от центра, но зато вокруг просторно, зелень и тишина — и дачи не надо!

Это были первые новоселья в новых районах города. Слышались и роптания и недовольства на низкие потолки и тесноту в кухне. Но Костромичевы радовались: чуть ли не каждому по комнате, а к низким потолкам привыкают.

Николай Сергеевич с особым удовольствием строгал, пилил, устраивал шкафчики, полочки. Вспомнились навыки столярничанья, уроки дяди Степана. Боялся, что подведет левая рука… Но все выходило как надо. И то, что он испытывал в полную меру в юности, строя в Озерковке новый дом, это чувство радости возникало и сейчас. Ольга сказала, что не лучше ли нанять мастера — и пол отциклевать, и рамы поправить. Но Николаю Сергеевичу хотелось все сделать своими руками.

— Мы что, плохие мастера с Мишей? — отшучивался он. — Какие же мы тогда мужчины, если стамески и рубанка в руках не умеем держать!

Вокруг дома валялись доски, бруски, рейки. Их подбирали и уносили на доделки. Такая бесхозяйственность и небережливость строителей возмущала. Но через две-три недели, по мере того как заселялся дом, все подчистую было подобрано и употреблено в дело.

И все же Николай Сергеевич с горечью думал о строителях, что нет вот у людей хозяйского радения. Чувства своего. Летит без жалости под ноги, под колеса машин добро. Это добро трудовое. А для них — «не свое»… Почему же так трудно воспитать в человеке бережение «не к своему»? И он неожиданно спросил себя: «А что бы дядя Степан сделал, если бы был строителем этого дома?.. Валялись бы тут доски, пакля, цемент, бочки с краской, провода?..»

«Валялись бы все равно!..» — подумалось вгорячах. И его бы подмял, подчинил порочный ритм торопливости. А на самом деле такой ритм лишь замедлял дело. Был для отчета, а если уж напрямик — для обмана, потому что он хуже делал человека. А потом попробуй сделать из плохого хорошего!..

«А может, и не подмял бы?..» — все же усомнился он. Не стал бы он так работать. Из-за своего постоянства Степан Васильевич ничего и не хотел менять в своей жизни. Не бежал от трудностей. Он у себя, на своих полях, все делал как хозяин. Иначе не мог. И главным у него было — радость от сделанного… Такое отношение к труду воспитывается с самого малого. Может, с зачинки карандаша или с чего-то и еще более раннего. И с выбора авторитета, человека, которому стремился бы ты подражать всю жизнь.

У каждого должен быть свой дядя Степан… И Николаю Сергеевичу хотелось быть для сына и дочери таким авторитетом, учителем и наставником, каким для него самого стал Степан Васильевич…

Костромичевы так и провели все лето за работой по квартире. Николай Сергеевич, когда Мише или Нине удавалось что-то сделать хорошо, говорил им:

— Вот так и строители должны были делать. Разницы в работе для себя и для других не должно быть.

— А почему они тогда так сделали?.. — спрашивал Миша, недоумевая.