Павел Кочурин - Преодоление

«Отдыхать» — это значило побыть в госпитале после легкого ранения.

— А разобраться, так он настоящий герой, — сказали о нем бойцы. — Просто наш Миша не любит хвастаться. Выползет вперед в укромное местечко и постреливает себе молчком… И нам хорошо, в отличие от фрицев. Дзоту их уж не даст жить…

И действительно, какое тут геройство! Просто парень метко стрелял из-за бугорка или из лощинки, где оборудовал свой окопчик.

Стрелок-бронебойщик, то ли шутя, а похоже, что и всерьез, сказал комбату:

— Без больших наград спокойнее. Что жив, это и награда. А тут наградят, а награда та возьмет да и отымет главную твою награду — жизнь. Так лучше уж без наград. Вот медаль дали…

Костромичев представил его к Герою. Но дали Славу III степени, А надо бы Героя. Наверное, не так что-то написали в штабе. Потом этого стрелка он представлял ко второй Славе. Вскоре его ранило, и он будто бы винил в этом свои награды…

Об этом стрелке ПТР он тоже писал Нине. И фамилия была в письме. И откуда он родом — сказано. Сейчас подробностей не помнил.

Стрелок тот не вспоминался так, как вспоминались погибшие на черном поле бойцы. А надо бы помнить больше о таких стрелках. Те погибли, убегая от врага, а этот не побежал бы. Окажись он там в тот момент, не было бы раздавленных… А если бы сам погиб, то как герой, за своим ружьем…

Николаю Сергеевичу сейчас почему-то подумалось, поверилось, что бронебойщик остался в живых. А те, погибшие на поле, живыми не виделись. Словно они и не были никогда живыми. Но жалость к ним жгла душу сознанием какой-то невольной своей вины перед ними. И чувство это уже не отступит…

Рабочий день кончился. Николай Сергеевич представил себе встречу с сыном Нины Степановны. Парень придет к нему сегодня, сейчас. Может, уже пришел и ждет его…

С этим настроением он отправился домой.

Возникали сомнения: должен ли он сразу сказать парню правду. Или вслед за матерью скрывать все до поры до времени. Если сказать, что он пришел не к отцу, то это будет для парня глубокой душевной раной. И недоверие к матери. Вечный затаенный упрек, который она всегда будет чувствовать.

Парню нужен отец. Многие дети той поры не знают отцов и страдают. Когда дети знают, что их отцы погибли, — это одно. А тут совсем другое… Солдаты всегда чувствовали себя в долгу перед теми, кто погиб рядом с ними. Не перед ними лично, погибшими, а перед их детьми, сиротами. И там, на фронте, каждый считал себя обязанным потом, в мирной жизни, если она ему выпадет, облегчить участь осиротевших. Так может ли он сына Нины Степановны оттолкнуть теперь?..

Ну, а есть ли у него право не говорить правду? И если не говорить, тогда как же объяснить все Ольге, своим детям — Нине и Мише? И как они ко всему отнесутся, когда он им скажет, что у них есть еще братец — Витя. Да и Вите трудно будет растолковать такую свою отцовскую забывчивость.

Все эти раздумья привели его к мысли, что надо поговорить откровенно с Ольгой. Рассказать, как у него все сложилось с Ниной Степановной. Рассказать и о письмах, в которых он называл Витю своим сыном.

Он вышел из автобуса и остановился у цветочного киоска.

Цветы в киоске были свежие, с капельками воды на лепестках. Ему захотелось подарить Ольге букет. Раньше таких желаний, так вот просто, безо всякого повода, явиться домой с цветами, у него не возникало…

Он выбрал белые и красные флоксы. Из гастронома напротив вышли два парня с бутылками вина. Наверное, выпускники, мелькнула догадка. Товарища провожают… Его привлекли золотые медали на этикетках бутылок. Он зашел в гастроном и купил такую же бутылку.

Дома развернул букет. Дочь воскликнула:

— Ой, папочка, цветы…

— Не шуми, не шуми, — остановил он Нину, — это маме. Поставь-ка лучше в вазу.

Ольга пришла домой позже обычного. Задержалась в магазине. Цветам не удивилась, будто всегда он приходил домой с букетом. Это была обычная, врожденная ее тактичность не удивляться хорошему поступку другого. Поправляя букет по-своему, все же спросила:

— В честь чего это ты, отец?.. — улыбнулась вопросительно.

— Просто настроение такое выпало. Вот и захотелось преподнести тебе цветы, — сказал Николай Сергеевич. — Студентов увидел, вина еще купил… У них сейчас веселая пора. Вспомнилось и наше студенчество!..

— Хорошая это пора у всех, — сказала Ольга, — ее не забывают. Особенно когда с ней и помимо учебы что-то связано.

— Вот-вот, и это я вспомнил… — Подошел к Ольге, поцеловал.

— Надо не вспоминать, а помнить это, отец, — с мягким упреком сказала Ольга.

О сыне Нины Степановны ему не хотелось говорить. Успеет сказать, если придет. А там все объяснится само собой.

Миши дома не было, и Нина побежала за братом на спортивную площадку.

Сели к столу. Николай Сергеевич открыл бутылку, поставил на стол два бокала, Ольге и себе. Потом подумал, поставил и перед Ниной и Мишей.

— Символически, — сказал он, — с лимонадом. — Разлил вино в бокалы. — Выпьем за каникулы, — поглядел загадочно на детей. — У нас с матерью тоже были веселые каникулы.

Нина переглянулась с матерью.

— Мы с отцом в каникулы поженились, — сказала мать. — Свадьбы вроде бы и не было… а каникулы отец вспомнил…

Миша ел суп и к разговорам не прислушивался. Торопился снова на площадку. А Нина сказала:

— Тогда и я выпью за ваши каникулы… Миша, а ты? — спросила брата.

— Выпьем, дети, за нашу маму, — сказал Николай Сергеевич.

Нина отпила из бокала, Миша только пригубил. Сестра посмотрела на него насмешливо.

— Футболистам запрещено, — сказал Николай Сергеевич в похвалу сыну.

Миша всерьез ответил:

— А я и не пью!..

С улицы послышался свист, и Миша заерзал на стуле.

— Ну иди, — разрешил отец, когда сын съел второе. — Раз команда зовет, надо идти.

Нина тоже убежала, наскоро прибрав со стола посуду.

Николай Сергеевич сел в качалку, взял газету. Не хотелось, да вроде бы и некстати было начинать разговор о приходе Вити. Но он вот-вот может появиться. В кармане пиджака лежало письмо. И мысли, как к чему-то запретному, тянулись к этому письму. Он отложил газету, встал, подошел к вешалке, вынул из кармана конверт…

Прошел в кухню. Сказал Ольге, как говорят о неожиданной и невеселой новости:

— Вот письмо получил… От Нины Степановны. Сын ее должен прийти. Ты прочитай, — он протянул письмо. — Странное письмо. Принесла сама на работу, ничего не объяснила, передала и поспешно ушла.

Ольга отнеслась к сказанному спокойно. Будто знала, что письмо должно быть. Взяла конверт, взглянула на него и прошла в комнату, села на диван.

— Это не должно тебя, Оля, огорчать, — сказал он, когда она развернула листки. — У нее, видимо, неприятности с сыном.