Павел Кочурин - Преодоление

Он высказал неожиданно ту мысль, которая постоянно жила в нем. И оттого, что она была высказана, вскрывалась причина его и Вити запутанных и ложных отношений. Теперь можно было и многое другое объяснить. И он думал, как это Вите все объяснить. Что сказать, чтобы и самого Витю не обидеть, и мать ни в чем не обвинить.

— Многие дети без отцов, без родителей остались… — сказал он, не найдя пока никаких других слов.

Вошла в комнату Ольга и помешала ему договорить. Витя повернул голову в ее сторону. Помедлил настороженно и встал, догадываясь, кто эта женщина. А она подошла к нему просто, как к родственнику мужа, с которым еще не виделась. Сказала открыто и легко:

— Здравствуй, Витя, — протянула ему руку.

— Здравствуйте… — ответил Витя. Поймал ее улыбку, открытую и душевную. И покраснел, обезоруженный и беззащитный.

Он знал, что встреча с этой женщиной неминуема. Намеревался держаться с ней учтиво, но суховато, уверенный, что она будет к нему враждебна. И вдруг с первого взгляда ощутил ее приветливость.

И улыбка, и взгляд ее говорили: «Хорошо, что пришел, и надо было прийти, чего же тут стесняться».

И он потерялся совсем от неожиданности.

Она сказала больше, пожалуй, Николаю Сергеевичу:

— Рослые нынче дети пошли. Прямо богатыри растут. Вон какой вымахал.

Ольга Владимировна удивлялась, и Витя видел — не было ничего фальшивого в ее удивлении. И мать так же вот ему говорила. Почти те же слова. И тоже удивлялась. Но мать — это не то. Материным словам он не придавал значения. Сказала и сказала. А тут другое удивление…

Витя промолчал, неловкость уже прошла. А Ольга опять просто сказала и Вите, и Николаю Сергеевичу:

— Вы побеседуйте, а я пойду поставлю чай, — взглядом извинилась. Извинилась перед ним, Витей, что вынуждена выйти. И вышла.

Они опять остались вдвоем. Но продолжения начатого разговора между ними не могло уже возникнуть. Вернее, Николай Сергеевич не мог сказать того, что намеревался сказать. Ольга вроде как бы сроднила его и Витю. Признала в Вите его сына и сама примирилась с этим. И даже мать Вити и себя связала чуть ли не узами родства.

Витя стоял в полосе солнечного луча, отраженного от стекла серванта. Солнце было на заходе. Вышло из-за крыши высокого дома и появилось в комнате. Витя, казалось, и рассматривал эту полосу на паркете. И все еще был озадачен словами жены отца, с которой у него, как он считал, не будет и не может быть мира.

Отец был совсем непонятен ему. То он старался вначале что-то объяснять, то оправдываться. А сейчас стоял рядом неловкий, внутренне скованный. Оттого и молчал. Сам он отцу тоже, наверное, был непонятен. Витю успокаивало и ободряло, что отец наедине с ним робел. Им обоим было неловко от непривычки друг к другу. И Витя хотел, чтобы вернулась поскорее в комнату жена отца.

— Так вот ты какой, Виктор!.. — услышал он неожиданно от отца. И вздрогнул, обмер. От внутреннего тепла, вдруг возникшего в груди, пошли мурашки по коже.

Пили чай. Ольга расспрашивала Витю об учебе. Николай Сергеевич заметил, что она то и дело переводит взгляд с Вити на него и опять на Витю. Задумывается и снова пристально глядит на них поочередно. Витя начинал теряться от ее прямого и любопытного взгляда. Внутренне сопротивлялся, протестовал. Замолкал… А Ольга, уходя в свои мысли, не замечала Витиного состояния.

Николай Сергеевич спросил Витю о бабушке, как она.

Витя ответил односложно, что бабушка на пенсии. Николай Сергеевич удивился, — как быстро прошло время. Переспросил, покачал головой.

— До прошлого года работала, — как бы оправдывая бабушку, объяснил Витя. — Теперь только по дому. Мама из ателье поздно приходит, так весь дом на бабушке. Жалуется на сердце. Блокаду пережила, понятно.

— Бабушке надо помогать, — поддержала разговор Ольга.

— Бабушку мы жалеем, — ответил Витя.

И снова у Ольги с Витей возникла беседа. Витя уже непринужденно рассказывал, как они живут, Ольга спрашивала, будто знала и бабушку, и мать Вити.

А Николай Сергеевич думал о Нине Степановне. Он ее видел сегодня, а Лидию Александровну представлял такой, какой она запомнилась ему перед войной… Ей было лет сорок пять, сколько теперь самой Нине Степановне. У Нины Степановны все в жизни переломалось. После десятилетки поступила на курсы чертежников-конструкторов. Мечтала об институте. Война все переменила…

Думая о своем, он приглядывался к Вите и Ольге. Ольга взглядывала на Витю все с той же остротой и пристальностью. Когда в паузах разговора Витя начинал смущаться, она выводила его из затруднения приветливым словом и улыбчивым взглядом…

И все же Ольга была чем-то обеспокоена. Где-то за ее приветливостью проступали скрытая тревога и волнение.

— Значит, с бабушкой вы в дружбе?.. — спросил Николай Сергеевич Витю.

Витя не очень уверенно кивнул. Потом сказал:

— Бывает иногда…

Ольга и Николай Сергеевич рассмеялись. Ольга взяла чайник, остывший уже, вышла на кухню. Николай Сергеевич сказал Вите:

— Тетя Оля сегодня устала, конец полугодия…

— Вот и мама в конце месяца еле домой приходит. И с бабушкой так же было, когда работала.

«Парень он, видно, неплохой, — подумал Николай Сергеевич. — Вот и подружатся с Ниной и Мишей…»

— А как лето у тебя, — подчиняясь этой мысли, спросил он Витю, — собираетесь куда?..

— Бабушка дома, — ответил Витя, — маме путевку обещали в санаторий. А я к Саше Золину на дачу, как всегда. — Помолчал и сказал, будто тайну открыл: — Саша Золин тоже три года отца не видел.

«Да, он верит, безо всякого сомнения, что к родному отцу пришел, — проговорил про себя Николай Сергеевич с жалостью к Вите. — Как тут сказать ему, что я… А может, и не нужно говорить?..»

Склонился задумчиво над недопитым стаканом… Медленно, будто чему повинуясь, повернул голову. Встретил взгляд Вити. Улыбнулся грустно, не справившись с собой. Ответил запоздало на слова Вити о Саше Золине:

— Ну это ничего, Витя, ничего…

Вошла Ольга с чайником. Витя машинально глянул на свой стакан. А Ольга сказала, как показалось Николаю Сергеевичу, слегка подчеркнуто:

— Отец горячий любит, — на мгновение задержала на Вите взгляд. — Давай и тебе налью горячего.

Витя протянул стакан.

Потом Ольга значительно посмотрела на Николая Сергеевича, сказала и ему:

— Давай, отец, твой стакан.

Ольга Владимировна снова вышла из комнаты. С ее уходом нить непринужденного разговора опять оборвалась.

Витя хотел от отца признаний. Николай Сергеевич понимал это. Но произнести тех слов, которых ждал Витя, не мог.

И все же, преодолевая в себе сопротивление, сказал:

— Хорошо, что ты пришел, Виктор… Нескладно сложилось все у нас с твоей матерью, — признался ему. — И тебе трудно… Но хорошо, что ты пришел. Теперь мы знаем друг о друге. И я знаю, что ты у меня есть…