Павел Кочурин - Преодоление

— Папа, ты же обещал, что в Тонково сходим…

— Уговори маму, и устроим поход. Там, где была деревня, памятник установлен.

То, что в Тонкове на месте боев установлен памятник, убедило мать. Раз памятник, значит, нет опасности.

— Ну, тогда решено, — сказал Николай Сергеевич. — Послезавтра и отправимся. Если озеро будет спокойным, — оговорился он. — Встанем «до пастухов»… — Объяснил, что это значит: встать раньше, чем пастухи выгонят коров на пастбище.

Витя с Мишей весь следующий день готовились к походу. Сходили в магазин за крупой. Витя уверял, что в походе самая вкусная еда — кулеш пшенный с мясными консервами.

Поднялись ни свет ни заря. Казалось, что вся Озерковка еще спала. Землю застилал плотный, низкий туман. Нельзя было различить, где берег, где вода. По озерковским приметам, такой тумак предвещал жаркий день. Озеро переплывали по компасу. Плыть в тумане было жутковато.

Ольга Владимировна молчала, во всем полагаясь на Витю. Нина была за штурмана: держала в руках компас и подсказывала Вите направление. Миша с отцом на другой лодке старались не отставать, перекликались.

Витина лодка внезапно уткнулась в берег. Ольга Владимировна вскрикнула. Нина подалась вперед. Тоже не ожидала толчка. Витя сказал:

— Прибыли, тетя Оля… ровно тридцать пять минут шли.

И тогда Нина обрадованно крикнула Мише и отцу:

— Приплыли, осторожно… Берег!

Над берегом туман был реже, заметно рассеивался. Лодки выволокли на песок, привязали к колышкам. Озеро считалось капризным. Налетали ветры, о которых озерковцы говорили, что «черт из болотины подул».

Весь берег был запорошен сенной трухой, влажной от обильной росы. К колышкам уже было привязано несколько лодок — видимо, с вечера. А может, кто-то и раньше их приплыл за травой.

Пошли просекой. С рюкзаками, в тренировочных костюмах, в кедах. Семейная туристская группа.

Можно было сходить в Тонково и налегке. Обернуться часов за пять. Но поход с приготовлениями, на целый день, был интереснее для ребят.

Шли гуськом. Впереди, с клюшкой, не торопясь, шагал Николай Сергеевич. За ним Витя. Затем Миша и Нина. Замыкала колонну Ольга Владимировна.

— Зимой сорок третьего тут и шла дорога к передовой, — приостанавливаясь, объяснил Николай Сергеевич.

На лесной поляне решили отдохнуть. Возле корявой березы виднелась яма. Она заросла молодыми березками.

— Вот следы землянки, — сказал Николай Сергеевич. — Весь этот лес был изрыт землянками. — Он представил, как это было в других местах на подступах к передовой.

Витя и Миша обежали поляну. Земля по опушке леса была в буграх и заросших ямах.

Старая зимняя дорога вышла из леса в поле и распалась на тропинки. Они пошли самой торной тропинкой. Она подвела их к памятнику. Он стоял в зелени берез на небольшом бугорке. На подножии памятника в двух стеклянных банках стояли полевые цветы.

Николай Сергеевич остался у памятника. Ольга Владимировна, Нина, Витя и Миша сняли рюкзаки, насобирали ромашек и васильков во ржи. Сменили высохшие цветы. Постояли молча.

Памятники воинам были установлены всюду в селениях. Это символическая память о родных, близких, земляках, погибших в боях за Родину. В отличие от них, памятники на местах боев имели еще и другой смысл. Они не просто памятники — надгробья. К ним приходят, чтобы поклониться погибшим за эту землю. Приезжают со всех концов страны. И безвестные глухие селения, безымянные высоты становятся местами боевой славы воинов.

От памятника они прошли к речке Людинке. Берега ее заросли ивняком, ольшаником. Но земля не успела еще сгладить свои шрамы. Люди невольно бередили ее раны, ступали в бывшие окопы, как ступают в раскопки древних поселений, открытых археологами.

— Вот здесь была передовая. По берегу — линия обороны, — сказал Николай Сергеевич. — Там, за рекой, немцы, а здесь — наши.

— Немцы? — вырвалось с изумлением у Нины: «Почему немцы… здесь?»

Да, в самом деле, почему?

Это полувысказанное Ниной удивление своей непосредственностью и такой обнаженностью поразило Николая Сергеевича. Здесь, на его земле отчич и дедич — немцы?.. Захватчики!

В сорок первом году тоже было непостижимо, как в самую глубь российской земли проникли немцы. Кем они были допущены? Почему?

Но они дошли до этих вот священных пределов русских людей… И остались для сказов о страшном времени вражьи кладбища. Но остались только в молве. Следов нет этих кладбищ. Мест их не разыщешь. Они будут считаться, как считаются исстари такие места на Руси, нечистыми.

Вдоль речки тянулось хлебное поле. Там, где когда-то стояло Тонково, желтела рожь. Поле было и за рекой. А по сторонам, по обеим берегам речки Людинки, рос молодой лес — осинник, березняк. Реже сосняк, ельник. Над гущей молодняка возвышались старые деревья. Они и дали жизнь молодым. В судьбе этих деревьев было сходство с выстоявшими селениями и городами. И с выжившими людьми!

Витя смотрел на поле за рекой. Спросил отца:

— Папа, тут могло быть так, как на том поле?

Николай Сергеевич не сразу понял, переспросил:

— Где, Витя, на каком поле?

— Ну, где немцы за вами на танках гонялись. В самом начале войны.

Николай Сергеевич остановился. Из горла вырвался звук, похожий на кашель. Как от пронзительного зова в тишине, оборвался ход мыслей.

За этим полем хлеба встало то черное, мертвое поле. Увиделись парни, полегшие на рыхлой пашне неумелыми воинами… Подумалось снова и о Вите: такими же вот они были…

— Нет, сын, — сказал он, преодолевая в себе этот пронзительный толчок памяти. — Здесь такого не произошло. Отсюда мы пошли в наступление. Здесь мы были другими.

Про себя подумал, что здесь все вышло, скорее, наоборот. Тут немцы попадали под гусеницы наших танков… Надо было уничтожать врага. Его и уничтожали, раз не хотел сам он уходить с чужой земли.

Они походили по «нашему» берегу речки Людинки. Каменистой, с перекатами, через которые перебиралась вода и делала речку красивой и уютной. Большим препятствием тогда она не была ни для пехоты, ни для танков. Но все же это был рубеж.

Хотелось из наших окопчиков посмотреть на другую сторону. Туда, где был враг. На окопы немцев.

И они смотрели. Присели в наших окопах, чтобы видны были только головы. Так, как смотрели из них бойцы.

Бродом, по мелким камушкам перешли на тот берег. Переходили босиком. Вскрикивали беззаботно, когда ноги соскальзывали с камушков.

Никто из них, кроме Николая Сергеевича, не представлял того и далее не подумал о том, как этот рубеж преодолевали бойцы. Сколько их упало в ту воду мутную и кровавую?

А может, и никто не упал!..

Он перешел вслед за Ольгой последним эту речку Людинку. Переходил, приобщался к таинству, братству и мужеству…