Павел Кочурин - Преодоление

Перешли и постояли на берегу. Огляделись, будто чего опасались.

Окопы немцев петляли метрах в двадцати от берега. Прятались на возвышенности в кустарниках. Местами они были почти сглажены. Николай Сергеевич обратил на это внимание Ольги и детей.

— Видите, — сказал он, встав на дно канавки, — какие окопы на этой стороне? И какие на нашей? Тут все сровнено. Только по этому можно определить, с какого берега пошли в наступление. Над этими окопами поработала наша артиллерия…

Он подумал, что здешнюю оборону, окопы свои, тоже кто-то выживший вспоминает по сию пору. Так же, как и он свои. В чьих-то фронтовых письмах упомянута и деревенька Тонково, и речка Людинка…

На окраине деревеньки был родниковый колодец. Николай Сергеевич помнил этот колодец. Не раз бывал возле него, пил воду. В Тонкове жила их родня, Григорьевы. Дважды в год всей семьей они ездили к ним в гости. Один раз — летом, перед сенокосом, а другой — на зимнего Николу. Отправлялись всегда с ночевкой, на два, на три дня.

В том конце деревни, где был родник, стояли тогда сосны и березы. Сосны особые, боровые. С желтыми, как воск, стволами. И березы тоже были приметные. Ветвистые, густые. Все в птичьих гнездах. Такие деревья никогда не растут на гнилых местах. Они любят живую почву. И сами почву облагораживают.

Война истребила и сосны, и березы. А вот колодец родниковый, поилец селян, не смогла истребить и она…

К этому колодцу, по заметной, видимой издали тропке они и подошли.

Сняли рюкзаки, развели костер. Повесили котелки со студеной водой на старые жердинки, опаленные уже чьим-то огнем.

Обедали за столом, сделанным из березовых плах. Из таких же плах кто-то смастерил и скамейки. Ели кулеш из котелка. По-солдатски, как сказал Миша. Пили чай, заваренный смородиновым листом.

Николай Сергеевич налил себе в кружку смородинового завара. Отпил и неожиданно спросил Нину и Мишу:

— Вы видели теперешних немцев, туристов? Витя их часто видит, разговаривает с ними.

Нина и Миша промолчали. В вопросе был вроде бы упрек или загадка. И тут не требовалось ответа.

— Перед самой войной я тоже встречался с немцами-туристами. Обыкновенные были немцы. Мирные. Никто из нас тогда не думал, что с такими нам и придется воевать. О дружбе говорили. А вот что фашизм с этими обыкновенными и мирными немцами сделал. Куда их завел.

Скажи он об этом дома, тут же возникли бы вопросы, разговоры. И может, споры. И Николай Сергеевич иначе, не так упрощенно, объяснял бы, почему так случилось… Но здесь, на бывшей передовой, незачем было объяснять.

И все же Миша спросил, о чем спрашивали и в войну, и после войны друг друга и взрослые, и дети:

— Что же они, те немцы, с Гитлером не могли справиться? Трудящиеся они, рабочие?..

«Вот нетронутая еще область науки — общественная психология, — подумал Николай Сергеевич. — Как она меняется! Каким законам подчиняется человеческий ум и сердце. И почему подчиняется порой вопреки здравому смыслу?..»

И сегодня еще подчиняется.

Домой возвращались в конце дня. Нина держалась Вити. Миша утомленно плелся за ними. Мать подбадривала его:

— Миша, что же ты, поспевай…

Позади шел Николай Сергеевич. Устало шагал, занятый своими мыслями.

Плыли в лодке по вечернему безветренному озеру. Дома пили чай, как пьют крестьяне после многотрудного страдного дня, молча, изредка роняя слова…

Поражало то, что по одну сторону их речки Людинки были немцы, а по другую — наши. Все вроде бы просто, а поражало. Раньше думалось не так. Все казалось туманнее, сложнее. Мише непонятно было, где начиналась траншея и где кончалась. И он спросил об этом, ни к кому определенно не обращаясь.

— Окопы так и шли по берегу в обе стороны? Где-то они должны кончаться. В озеро или в болото упереться?

Сначала ему никто не ответил. Ни у кого таких мыслей не возникало. Где-то, конечно, окопы начинались и где-то прерывались. Обычное дело.

Но вот Николай Сергеевич ответил сыну:

— От моря и до моря, Миша, тянулись окопы. Через всю страну.

И это ошеломило: от моря и до моря?..

— Теперь в такое даже и не верится, — отозвалась Ольга Владимировна. — Подумать только: через всю страну?.. В войну у нас в сельсовете карта висела. На нее накалывали флажки. Сначала черные надвигались. Страшное горе шло… Затем их стали теснить наши, красные. Флажки переносились каждое утро. Вся карта оказалась исколотой. Сплошь. На карте — это понятно. Вкалывали флажки. А вот на земле?..

Такие карты и поныне хранятся народом. Они окроплены слезами горя и радости. Только солдатам редко тогда попадались те карты на глаза. Порой солдаты даже не знали, какие рубежи разделялись флажками. Сами они эти рубежи отмеряли тяжелыми шагами, видя землю, как пахарь — поле. Шли по ней и припадали к ней. Падали на нее. И не все вставали. Тяжело ее обороняли. И так же тяжело, пядь за пядью, освобождали.

Теперь они, ветераны, рассматривают с удивлением старые карты с проколами от флажков. И кажется невероятным, что такое могло произойти. Они ли сами прошли в смертном труде не охватную глазами огромную часть земли?

Николай Сергеевич сказал Ольге, что вечером придут Семен Григорьев с Осиповым и Нил Покладов.

— Рассказал, что вчера были в Тонкове. Вот я и пригласил.

Ольга забеспокоилась. Не предупредил. Хотя бы кое-что к столу приготовить.

— У механизаторов пора горячая, — оправдывался он. — Сенокос закончен. Жатва вот-вот начнется. Другого времени и не будет… Это как у солдата перед боем. Всего один день для себя. А там пошло. Угощения особого и не требуется. Выпьем по рюмочке за встречу. Я по пути прихватил. А что еще?

Он пошел в погреб поставить на лед водку, но на крылечке обернулся — сказал Ольге:

— А ты знаешь, Нила Покладова кличут в селе сапером, — это его почему-то удивило и развеселило. — Семен рассказал. Вернулся с фронта Нил, отрекомендовался в сельсовете: «Сапер Покладов!» Теперь чуть что, так сразу: «Какой Нил?.. Сапер Покладов, что ли?..»

Это была у Николая Сергеевича первая, пожалуй, праздничная встреча с фронтовиками. До этого встречи были другими. Больше в День Победы. На тех встречах невольно скорбила душа. А тут скорбь отходила, уступала место другому. Скорее воспоминаниям. Или просто памяти. И чему-то еще веселому. Вот — «сапер Покладов».

Первым как раз и пришел Нил. Опытным глазом плотника, а может, и сапера, окинул веранду. Будто первый раз в доме появился. Косяки, двери зачем-то проверил, потрогал. И Ольга поняла, что у сапера Покладова тоже, как и у Николая Сергеевича, сегодня особое настроение.

Не стесняясь, как раньше, Нил прошел в комнаты, оглядел потолки, матицы.