Павел Кочурин - Преодоление

Николай Сергеевич догадывался, что на Витю большое влияние оказали Золины. Отец Саши и Анатолия, Валерий Михайлович, — фронтовик. Он отнесся к Вите, как к сыну погибшего на войне.

Семья Золиных представлялась Николаю Сергеевичу схожей с семьей дяди Степана. В этих, в общем-то разных, семьях были врожденными чувство долга, отзывчивость. Душевность, добродетель и жизнелюбие.

А вот как этот человеческий долг усвоит Нина? И в чем же они с Ольгой виноваты перед дочерью? В чем-то ведь все же виноваты! А Витя, может, и окажет на Нину доброе воздействие. Хотя бы тем, что заставит ее задуматься о своем к нему отношении.

Николай Сергеевич пришел с работы, успел лишь переодеться, как в передней раздался звонок. Он открыл дверь. Принесли телеграмму. Глянул на адрес. Увидел в конце: «Осипов, Григорьев». Догадался, что это о картофелеуборочном комбайне. Прочитал текст:

«Комбайн работает что надо полным ходом ждем приезжайте поздравляем».

Вмиг охватило то волнение, какое всегда испытывал, когда узнавал об удачном прохождении модели прибора своей конструкции. Он крикнул Мише, сидевшему на диване с книгой:

— Миша, комбайн наш работает! На настоящем поле. Вот телеграмма.

В переднюю вышли Ольга Владимировна и Нина.

— Комбайном картошку убирают, — сказал он. — Работа идет полным ходом.

— Так надо съездить, отец, — сказала Ольга, зная, какое удовольствие доставляет ему, как он говорит, «увидеть свою мысль в действии».

— Да не удастся, — огорченно сказал Николай Сергеевич. — Командировка предвидится. Неотложная. А если ехать, так надо сейчас. Уборку и подавно не отложишь.

На другой день утром в институт позвонил секретарь Сытновского райкома. Звонил, как заявил, с места событий, то есть из самого колхоза. Уловил колебания Николая Сергеевича и тут же перезвонил в партком объединения…

— Такое дело, в районе хотят постоянное шефство с нами наладить, — передали Николаю Сергеевичу из парткома. — Уж очень просит секретарь вас приехать.

— На всю область, наверное, успели раструбить: «Рационализация, изобретение»… — с опаской отозвался Николай Сергеевич.

И все же, досадуя на такую рекламу, он был доволен звонком секретаря. Звонок что-то изменил в сознании Николая Сергеевича. Конструкторские дела показались ему не такими уж срочными. Самое срочное и неотложное — там, на полях. Не его, конечно, прямое это дело. Но ведь хлеб, уборка, а не что-нибудь. А раз случайно или не случайно все с комбайном замкнулось на нем — надо ехать.

— Натрещат — потом выкручивайся, красней, — поделился он своим беспокойством с Афанасием Петровичем.

Главное, что заставило Николая Сергеевича поехать, были все же не уговоры секретаря Сытновского райкома. И не опасения за свою репутацию изобретателя. Важнее была телеграмма…

За простыми, наивно-восторженными словами телеграммы угадывалась радость хлеборобов, что выдался хороший урожай. Этим и был тронут Николай Сергеевич. Вспомнились жалобы и Семена, и Осипова. Беда для них картофель. Под снегом остаются неубранные гектары. Комбайн и должен выручить.

Но и разговоры те, и телеграмма были еще не самым основным. Самым основным было чувство, что к тебе обратились земляки. Они с тобой делятся, как с близким, удачами. Там, куда тебя зовут, — твоя родина.

Мгновение — и все безотлагательные дела в его сознании превратились в «другие», с которыми можно и повременить. А тут выжидать нельзя. Тут поле, хлеб, основа жизни. Упусти время — и все может пропасть.

«Ехать, надо ехать», — сверлила уже беспокойно мысль.

Он вернулся через три дня. Осипов дал телеграмму, чтобы встретили. Было воскресенье. Миша с Витей выехали на вокзал.

В огромных двух рюкзаках у Николая Сергеевича были картошка, антоновские яблоки, гроздья рябины и листья с осенних деревьев. Все это напаковал ему Осипов. Отвез на станцию, посадил в поезд.

Николай Сергеевич сопротивлялся было: такая тяжесть, что он будет делать. Но Осипов не велел даже ни к чему прикасаться. Пусть так и лежит в вагоне, ребята встретят, заберут.

— Своя, заработанная, — настаивал. — Грех домашних не угостить. А от поезда не дальше и нести-то, чем от магазина.

Картошку прямо в рюкзак отбирал тоже сам Осипов тут же на полосе. Крупную отбрасывал. Вкуснее средняя.

— Пусть в городе смотрят, — похвалялся Осипов, — какая в магазине, а какая у нас. А то думают, что колхозники портят, гноят продукт.

— Так ты же лучшую отбираешь, — сказал ему на это Николай Сергеевич. — Вон сколько битой наотбрасывал.

— Выходит, очковтирательство, — рассмеялся Осипов. — Ну-ну, есть немного. Значит, надо еще покумекать, как бой уменьшить. Взялись, так и доведем до конца. А все же в магазине не та. Дали бы нам самим картошку продавать, уж угодили бы хозяйкам.

Миша и Витя внесли в переднюю каждый по рюкзаку.

Витя достал подобранные букетом листья клена, березы, осины, гроздья рябины, Миша выложил из своего рюкзака антоновские яблоки, крупные, начинавшие с боков желтеть.

Квартира наполнилась запахами спелой осени.

Витя подержал интригующе завернутый в газету сверток. Развернул его перед Ниной.

— Это тебе, Нинуля, персональный подарок.

В руках у Нины оказалась большая, вытянутая в длину картофелина, похожая на забавного человечка: с туловищем, головой, с глазками на лице, руками и короткими ножками, как у куклы.

— Жаль, что не мы такое чудо нашли, — сказал Миша.

— Удивительно, — притворно изумилась Нина, — как это тебе не повезло. Ты ведь стеклышко во дворе всегда первым находишь.

— Надо ее срисовать, — сказал Витя. — Природа художников породила, скульптура с подражания природе началась.

— А если посадить, могут такие же картофелины вырасти? — спросила Нина.

Миша фыркнул:

— Вот и попробуй, воткни в вазончик.

— А ты можешь объяснить, почему не вырастет? Вот видишь, а смеешься.

— Физику учила, видела, как вода в реке обтекает камень? Так и картофелины обрастают препятствия.

— Ну, Миша, ты умница, — Нина слегка сконфузилась от своего вопроса, — не думала, что так просто.

За обедом нахваливали картошку. Но Мише и Вите она все же казалась не такой, какой бывает в поле, испеченная в костре.

— Прямо из золы, с хрустящей корочкой, вот где вкуснятина-то.

— Особенно с большой голодухи, — не унималась Нина.

А Николай Сергеевич, слушая разговоры ребят, думал о комбайне. Он уже засел в его голове, как гвоздь, вбитый в стенку.

Последние дни Витя много говорил о Володе. Он должен был вот-вот вернуться из учебного плаванья. И Витя ждал его приезда в Ленинград. Володя писал и Николаю Сергеевичу. Но то, что было в письмах Володи, воспринималось всего лишь как предположение. А разговоры Вити о приезде брата — это уже скорая встреча с ним.