Павел Кочурин - Преодоление

— Володю обидим, — ответил Николай Сергеевич.

Представил себе зримо за свадебным столом незанятое место отца жениха… Володя ждал бы его до последней минуты. И место пустовало бы всю свадьбу.

— Нельзя, Оля, нам не ехать. Тут дело не в матери Володи. Иначе у Володи на всю жизнь горечь неуверенности осядет. Володе особенно приятно будет, если мы с тобой будем. У меня такое чувство, будто я приглашен на свадьбу кем-то из сыновей погибшего в войну товарища… посаженым отцом. Так раньше на свадьбах было, если жених сирота. И чувство у меня к Володе с горькой жалостью к тем парням связано, к сиротам.

Ольга ответила взглядом. Помедлив, сказала свое обычное:

— Я понимаю, Коля!

Миша, как и предполагал Николай Сергеевич, ехать отказался. На все уговоры отвечал:

— Чего я там не видел, на этих свадьбах? Как пьяные «горько!» кричат?

В нем как зародилось, так и оставалось чувство настороженности к Володе. Николая Сергеевича это беспокоило не меньше, чем возникавшие было конфликты между Ниной и Витей. В Мише жило внутреннее противление Володе. И тут уже ничего нельзя было добиться объяснениями.

Лидия Александровна дважды звонила Николаю Сергеевичу. Зная отношения Лидии Александровны со своей дочерью, Николай Сергеевич догадывался, что звонила она не без ведома Нины Степановны. Нетрудно было понять гнетущую тоску, душевные страдания матери за своих сыновей, не знавших отца. Теперь это ей предстояло пережить на людях, на свадьбе старшего сына.

Они выехали за два дня до свадьбы. Накануне свадьбы утром прибыли в городок.

Намеревались было отправиться в гостиницу, но в конце перрона их встретил Иван Евгеньевич.

— Наконец-то, — развел руки. — Второй день встречаем… Здравствуйте. — Поцеловал руку Ольге Владимировне, приветил Нину, обнял Николая Сергеевича. — А Володя вдоль вагонов побежал… Лидия Александровна непременно сегодня вас ждала, как угадала. — Узнав, что Николай Сергеевич заказал номер в гостинице, запротестовал: — К нам, к нам, места хватит. Мы к соседям перебрались. А то сразу и в гостиницу, — упрекнул он шутя. Все же уступил просьбе Николая Сергеевича: — Ну, не буду настаивать…

Подбежал Володя. Обеспокоенное выражение лица сменилось радостью.

— Папа! — воскликнул он. — Здравствуйте! Тетя Оля, Нина… А Миша? Что же он?

— Миша еще не дорос до свадьбы, — шутливо отозвалась Ольга Владимировна. — Дома остался. Вам с Галей поздравление прислал.

Проводив гостей на своей машине в гостиницу и удостоверившись, что им оставлен трехместный номер, Иван Евгеньевич настоял, что непременно заедет.

— Зоя Петровна заждалась. Достанется мне, что в гостиницу вас отправил… Но к обеду прошу. Володе, по русским обычаям, не полагается накануне свадьбы с невестой видеться. Так что он прощается. Да и хлопот у него много. А вас милости просим отобедать…

Ровно через два часа Иван Евгеньевич постучал в их номер.

Провез по главным улицам и выехал на набережную к своему дому. С набережной виднелись мачты кораблей. За портом — красивое серое здание Морского училища. На набережной в старых домах жило большинство моряков пароходства. По пологой широкой лесенке одного из таких домов поднялись на третий этаж.

Их встретили Зоя Петровна и Галя. Потом как-то робко появилась Лидия Александровна…

Николай Сергеевич ожидал, что из той же комнаты выйдет и Нина Степановна. Сухо поздоровается и будет молчать, словно в чем-то виноватая. И в то же время ни от кого не зависимая. И уже начинало раздражать предубеждение, что она все еще подчеркнуто опасается быть навязчивой. И заискивание, почти что угождение Лидии Александровны тоже стесняло. Он поморщился, когда она заговорила:

— Уж Володя так рад, что вы приехали, звонил.

По этим словам он понял, что Нины Степановны дома нет.

Галя в чем-то неуловимом напоминала Николаю Сергеевичу Нину Степановну в молодости. Ту Нину, которая все еще помнилась, вернее — вспомнилась. Тут была скорее похожесть молодости. Он подумал об этом и удивился, спросив себя: почему Нину? Потом понял: просто ему не с кем было сравнить невесту!.. С Ниной мог сравнивать, а с Ольгой не шло сравнение. С Ольгой все было по-другому. Ольга пришла к нему не невестой, а чем-то высшим, святостью… И эта святость ее все только еще открывалась ему. Он Ольгу не мог представить, как сейчас Галю, невестой. А вот Нину Степановну мог. Ольгу он тоже порой сравнивал с Ниной Степановной, вернее — с Ниной. Сравнение шло невольно, необидное для Ольги. Только потому, что Нина была раньше.

Галя вдруг перенесла его в прошлое, через войну.

Зоя Петровна с Лидией Александровной суетились на кухне, а Галя накрывала на стол. Иван Евгеньевич рассказывал, Ольга и Нина слушали и поддерживали разговор. Когда Галя выходила из комнаты, Николай Сергеевич произносил два-три слова. Он невольно наблюдал за Галей. Ей было, наверное, лет девятнадцать. Года на три моложе Володи…

Так же было и у него тогда. Приезжала тетя Даша, ее угощали родители невесты. И он сделал для себя неожиданное открытие: тетю Дашу угощала Лидия Александровна!.. И Юлию она помнит. С ней можно будет поговорить о тех часах, когда были у них тетя Даша и Юлия.

Невеста его Нина, а вернее уже жена, немного краснела, чувствуя на себе простодушные взгляды деревенской женщины и девочки Юлии. А он радовался приезду тети Даши. Но больше, пожалуй, появлению Юльки, И ему нравилось, что Нина смущалась. А к Юльке, восторженной, радостной Юльке, чуточку его ревновала. «Ведь не родной же ты ей…» — говорила.

А вот дяди Степана на свадьбе не было. И он, Николка, чувствовал себя обделенным.

Мысли о себе, о своей свадьбе заставили Николая Сергеевича на все предстоящее взглянуть по-иному.

«Что же я должен буду сказать Володе на его свадьбе? — спросил он себя. — Дядя Степан на моей свадьбе стал бы говорить об отце, что завещал он своему сыну. А мне нельзя о его отце. Я — отец».

Иван Евгеньевич рассказывал о своей родне, с которой они завтра увидятся. А Николай Сергеевич старался нарисовать мысленный портрет невесты Володи, Гали. Среднего роста, русые волосы, уложенные в пучок на затылке. Глаза светлые, с синевой. Прямой нос. Лицо не выделялось какой-то броской приметой. Руки с упругими пальцами, не натруженные еще работой, но и не холеные. Все в Гале было скромно.

«Но это все только внешнее. А душа, душа какая?» — спрашивал он себя. И отвечал, уверяясь по этим признакам, что и душа добрая: «Галя кроткая и, должно быть, отзывчивая на добро!»

Был рад за Володю. «Он тоже добрый парень».

Потом почему-то вспомнил, как он уезжал в сорок первом, сразу после своей свадьбы.

Когда они возвращались в гостиницу, Николай Сергеевич высказал свои мысли жене и дочери о Володе и Гале.