Павел Кочурин - Преодоление

— Да и сам он с охотой, — сказал Николай Сергеевич. — От рыбалки отказался. Я вот тоже в мастерские к Семену иду.

Василий увез Мишу. А Николай Сергеевич, медленнее, чем шли с Мишей, пошел обычной своей тропкой вдоль реки.

К обеду Миша не пришел. Ольга Владимировна особо не волновалась. Он частенько возвращался поздно, когда работал на новом поле с Василием. Там с ним и обедал. А тут такой случай, ожидалась непогода.

Иван Евгеньевич с Володей тоже задержались. Вернулись к обеду с хорошим уловом. В ведре и корзине были окуни, щуки, язи, лещи и крупная плотва. Часть рыбы тут же отложили, чтобы отослать соседям. Вере, матери двоих детей, и Клаве. Муж Веры пил и скандалил. Наконец, к радости Веры, зимой еще, уехал из дому.

Вера жила трудно. Корову содержать было не под силу, держала козу — непривычную для озерковцев блудливую животину. Стойко сносила из-за нее ругань. Сынишка Веры, Коля, учился в третьем классе. Летом работал с матерью. Рыбной ловлей парню некогда было заняться. Да и улов его, когда удавалось поудить, был невелик. И Ольга Владимировна делилась рыбой и с Верой, и с Клавой.

Иван Евгеньевич рассказывал, где и на что они поймали крупных рыб. Завражного на озере не было. Хотя вчера и сулился проведать. Все забеспокоились: не худо ли, что вечером выпил немного?

— Он ветра опасается, — сказал Володя.

Николай Сергеевич молчал. Ныла нога. Семен утром тоже крепился. Выходил из сарая, где они чинили льноуборочный комбайн. Ложился на землю в тени, растирал культю. Николай Сергеевич не подходил к нему, чтобы не смущать.

На озеро Завражный не вышел не только из-за недуга. В момент такого рыбьего жора он жалел рыбу. Оберегал ее, как оберегают от обильной еды долго голодавшего. Николая Сергеевича удивляла и сейчас непостижимая вера старика в свое Озерушко. Старик понимал что-то такое, чего не понимали другие. Вчера сказал: «Озерушко-то ведь тоже от жалобы человеческой страдает». Эти слова прошли незаметно, как стариковское чудачество. А Николаю Сергеевичу открылся их смысл: «Он жалел озеро и верил, что и оно жалеет человека. Жалеет и его, старика».

Обедали на воле.

Дуб, приютив их, насупился от какого-то ожидания. Все угнеталось тишиной. Птицы прятались. Только стрижи и ласточки носились над самой водой и травой. Тяжелый воздух вдавливался, вжимался в живое тело сверхсилой.

Посидели за столом и вяло разошлись. Галя и Нина ушли к озеру, сели с книжками на скамейку под ивами. Там было прохладней. Нет-нет да и доходила свежесть от озера.

Володе не терпелось отправиться на рыбалку. Иван Евгеньевич прилег на раскладушке. Тянуло поудить в устье речки на стреже, но ждал, когда поспадет духота. И Володю было уговаривал поудить вблизи. Но Володе грезилось, что на крючках, которые они поставили у камней, сидят матерые щуки. И он отправился один на легкой лодке. Прихватил блесны, чтобы покидать попутно.

С уходом Володи все в доме затихло. Ни движения, ни голосов. Деревья насторожились. Листья тополей и берез прислушивались к тайне, выжидали. Только осины изредка вздрагивали, тревожа покой.

Николай Сергеевич прилег было наверху. Но не лежалось. Решил искупаться, пошел к озеру. Разделся у лодок. Вода освежила тело, и он поплавал. Одеваясь, заметил, как по глуби озера, под водой, прошла тень. Потянуло было свежестью. Дуновенья не чувствовалось, просто каким-то магнитом на миг оттянуло от земли духоту. И тут же невзначай из-за далеких вершин леса показался краешек тучки. Послышалось что-то, отдаленно напоминающее движение. Потом от этого движения по воде прошли буравчики. И опять огрузнело озеро свинцовой тяжестью. Прошла минута или две, и повторилось далекое урчание, озеро зарябило нервно, задрожало, потянулись по глади ветряные дорожки.

Николай Сергеевич беспокойно подумал о Володе. Постоял, наблюдая, как оживает вода, будя густой камыш у берегов.

Гром повторился явственно. Раскатистый и угрожающий, двигался на озеро из-за леса. В доме оживились, вышли на улицу. Звонко, с трепетом зашумели осины. Качнулись березы, застучало что-то, падающее на крышу. И разом рванулся вихрь, все меняя вокруг. Ласточки и стрижи скрылись, полетели сорванные с деревьев листья и обломленные ветки.

Николай Сергеевич закрыл веранду, чтобы не сорвало двери с петель. Прибежали Галя и Нина, бросились к веревкам снимать белье. Им помогал Иван Евгеньевич, разбуженный вихрем.

— Никак гроза? — сказал к чему-то Иван Евгеньевич.

Его слова заглушил порыв ветра.

Метались на веранде Ольга Владимировна и Зоя Петровна. Галя была испугана, и Зоя Петровна посоветовала ей уйти в комнату. Она было пошла, но спросила робко:

— А как же Володя?.. — Она вроде бы стыдилась проявлять открыто заботу о нем. Но тревогу не могла скрыть.

С проулка в огород летел ворохом мусор, бил в стекла веранды и окон. День потемнел.

Один Николай Сергеевич знал, каким бывает это озеро в бурю. Рвется в небо, свирепеет. Закипает, пенится серой пеной. Бросает лодки, крутит их, переворачивает и выкидывает на берег. Он не подавал виду, что тревожится за Володю. Иван Евгеньевич успокаивал Галю. Сказал, что Володя порядки на воде знает. Галю увели в комнаты, а они с Иваном Евгеньевичем решили выйти к озеру. Но стояли на веранде и медлили, понимая, что к берегу против ветра и на катере не пробиться, не то что в лодке на веслах.

В окно было видно, как бурлило озеро. Порывы ветра разрывали стену деревьев и кустарника, и в прорехах видна была пляска на воде лодок, бревен.

Гале казалось, что Володя не может пристать к берегу. Она не отходила от окна. В стекла стучало песком. Летели пучки соломы с растрепанных крыш.

— Может, он у берега? — не вытерпев молчания, спросила Галя.

— Отец и дядя Коля пошли к озеру.

Ольга Владимировна отвела ее от окна.

В доме скрипело и трещало, будто что рушилось. Хотелось выбежать на улицу. Галя выскочил на веранду. Там стояли отец и Николай Сергеевич. Увидя их, она взбунтовалась: что же они не идут к берегу? Вгорячах ринулась к двери. Отец не успел ее остановить. Дверь распахнуло ветром, и Галю выдернуло на улицу.

На улице ураган ей перестал казаться устрашающим. Она побежала к озеру, за ней отец и Ольга Владимировна.

Зоя Петровна с криком кинулась следом:

— Тебе же нельзя!

Но мать остановил Иван Евгеньевич.

— Ничего страшного, выйдем все на берег. Володя сейчас в безопасном месте, — сказал он, взяв Галю за руку.

Николай Сергеевич подумал о Гале с отеческой благодарностью за Володю. Она, а не они, бросилась к берегу. Для нее страх за Володю был сильнее страха бури. Наверное, только Нина Степановна, мать Володи, так же бы безрассудно побежала в самую бурю.