Павел Кочурин - Преодоление

— Скотину может покалечить, если в открытом поле… Ягненка сразу убьет.

А Николай Сергеевич подумал о Василии и Мише — удалось ли им убрать поле? И где они сейчас?

Вихрь, словно сбитый дождем, стал вроде утихать. Поутих и дождь. Машина вышла на дорогу, усыпанную градом. Ехать быстро было нельзя, колеса скользили, машину заносило. Но старик велел Грише ехать.

Николай Сергеевич нервничал, видя, что они не едут, а виляют на месте. Здесь, вдали от жилья, опасность воспринималась по-иному. Лес, казавшийся чужим, трудная дорога напоминали фронтовое. Опять возникало ощущение, будто он ищет кого-то. Нашел, но опять потерял. Такое и там случалось. Но там одна потеря заглушала другую. А тут возникала боль за все боли сразу.

Нил приоткрыл плащ. В кузове градины слиплись в комья. Машина шла по белой слякоти.

Проехали поле, на котором работали Василий и Миша. Комбайна не видно было, но поле было убрано. Солому разнесло ветром по жнивью, наметало на деревья. Собирать — уже никто ее не соберет. Пропал бы и хлеб.

Николай Сергеевич приподнялся в кузове, стараясь увидеть комбайн. «Мишу бы взять», — возникла мысль.

Поле было пустынным, с белыми пятнами в местах, где скопился град. «Мишу бы надо взять», — подумал настойчивее и постучал по кабине.

— Посигналь, — крикнул шоферу, — может, Миша и Василий где-то с комбайном.

— В конторе говорили, что Василий в Касаткино переехал, — сказал Гриша, но на всякий случай посигналил.

Подождали. Ответа не было.

Дорога повернула к озеру и пошла вилять в километре от валунного берега. Местами была сильно разъезжена, и Гриша не напрасно боялся застрять. За озером тянулась сухая песчаная гряда. На эту гряду она и выводила и по гряде подступала к Тонкову.

У просеки, вдоль которой была канава, машина остановилась. Гриша помог Николаю Сергеевичу вылезть из кузова, поставил машину в сторону и догнал их с Завражным. Нил ушел вперед. Завражный и Грише сказал, чтобы догонял Нила, а потом по берегу свернул влево.

— А Нилко-то возьмет вправо, — сказал он Грише о Покладове. — Если лодку разбитую увидишь, там и гляди, — наставлял его.

От этих слов старика исходила какая-то безысходность. Будто с Володей уже случилось непоправимое. Гриша заторопился. И они со стариком тоже пытались идти быстрее.

— К ночи-то буря стихнет, ветер уймется, — сказал Завражный, став перед рухнувшей осиной. — А вот что наделано…

Неясно было, к чему относились слова старика «вот что наделано». Просека, тропинка по краю канавы, сама канава — все было завалено. Падали большие елки. Их приходилось обходить или перелезать. Трава, высокая и густая, плотно прибита к земле. Это ли имел в виду Завражный или то, что пропал человек? Тут было все соединено… Так и тогда соединялись — гибель людей и разруха. И так же всегда искали пропавших.

В селе, в доме, где все трещало, скрипело, на виду обламывались деревья, несло солому и дранку от растрепанных крыш, — было трагичнее. А здесь больше надежды на то, что Володя вне опасности. Может, прошел другой дорогой.

Все вроде бы повторялось. Где-то была и канава точно такая. Сосновый и еловый лес во вражеском тылу… И Николай Сергеевич, желая совпадений, выбрал из памяти тот случай, когда они действительно разошлись с тем, кого искали.

Он с трудом уже поспевал за стариком Завражным, опирался сильнее на палку, а она вдавливалась в вязкую землю. Говорил, когда старик его дожидался:

— Да ты иди, иди, Федот Николаевич. Я догоню.

Он сердился и на старика, что тот видит его немощь, и на себя, что обессилел. Шел и по привычке, оставшейся с войны, наблюдал за всем вокруг, примечал мимолетно и фиксировал в памяти поваленные елки, кривые деревья.

Озеро клокотало. Ветер держался ураганный. В густом лесу сила его так не ощущалась — только в вершинах гудело. А здесь било воду и рвало на берегу деревья. Волны, не размашистые, но высокие, винтовые, взахлест набегали одна на другую, дробились о скрытые в иловой пене камни, бросали на них обломки и бревна, ободранные до белизны.

Лодке тут не спастись. И человеку не спастись. Так исстари говорили об этом береге. Хотя почти все, кого заносило на эти камни, спасались. Но говорить продолжали, что не спастись, потому что были и несчастные случаи. И страх надолго овладевал всеми.

Николай Сергеевич помнил, как было, если кого-то из озерковцев захватывала на озере буря. К валунному берегу выбегало чуть ли не все село. Ехали верхом на лошадях, шли пешком. Впереди ребятишки.

Завражный остановился у старой сосны с закрученным бугристым стволом. Оглядел озеро взглядом знатока, задумался. Подошел Николай Сергеевич, тоже молча окинул взбесившийся берег. И сразу растерялся: как тут мог оказаться Володя?

«Бинокль бы взять», — подумал запоздало. Услышал голос Завражного. Слов не понял, подошел ближе.

— Идите, говорю, за Гришей ве́рхом, — повторил старик, когда Николай Сергеевич приблизился вплотную. — Лодку, если что, должно выбросить. Гриша заметит. А я, значит, за Нилкой пойду. Ве́рхом так и пойдем. И покричать надо — может, тут где.

Все было логично в рассуждениях старика. Спасшийся человек не будет сидеть на берегу под сильным ветром, уползет в лес.

Не сходя с места, Завражный прокричал в полную мощь своего голоса:

— Эээ-ээй! — Но только и дошел его голос до Николая Сергеевича.

На расстоянии нескольких шагов звуки глохли. И Николай Сергеевич решил, что кричать бесполезно. Пошел, как подсказал Завражный. Смотрел и слушал. Это — и смотреть, и слушать — стало привычкой.

По краю леса вела тропка, проторенная неизвестно кем в этом безлюдье. Если человек выберется из водной пучины, то и будет искать тропку. Так выползали на тропинки раненые, тратя последние силы. Николай Сергеевич это знал. И Завражный знал.

Но все же он крикнул несколько раз, останавливался и прислушивался. Выходил на самую опушку и опять возвращался на тропку, кричал, слушал, приглядывался.

Гриша выискивал что-то у самого берега. Забегал в воду, выхватывал обломки…

Николай Сергеевич увидел его с доской в руках и обмер. Гриша побежал снова к воде. Его хлестнула волна, но он успел выхватить обломок весла. Николай Сергеевич почувствовал слабость. Прислонился к елке, ждал. Гриша что-то все выглядывал. Николай Сергеевич прокричал, хотел, чтобы он показал ему обломок.

— Гриша! — Голоса не было слышно. Он опять закричал: — Гриша, Гриша, Гриша… — Убедился, что его не услышать, попытался было пойти к озеру, но, сделав несколько шагов, вернулся к дереву.

Гриша то подбегал к воде, то отскакивал. Николай Сергеевич махал руками, как только Гриша поворачивался лицом в его сторону.

Из глубины леса ему послышались звуки, похожие на завывание.