Галина Демыкина - Просторный человек

Ася отерла щеки, которые тут же снова намокли. И этот человек разозлился, встретив ее на улице с Костиком (ах, как давно это было! Где он теперь, милый ее и добрый Костик?!).

— Ты, кажется, еще не сделала выбора? — спросил тогда Коршунов.

— Что за ерунда? Разве я не могу…

— Можешь. Только с другим мужем. — Глаза его были белыми, руки тряслись.

— Слава, ты из-за этого хочешь, чтобы мы с тобой разошлись?

— Ты к тому же и глупа! Я хочу, чтобы ты не срамила меня, понятно? Ты когда говоришь с мужиком, хоть с дворником, у тебя глаз другой. И другая пластика. Кошачья. Фу, гадость какая! Скотство!

Ася тогда обиделась. Обиделась на грубость. Потому особенно, что это был последний разговор с Костиком, и ей пришлось все же сказать, чтобы он не ждал ее, не встречал. А иначе ему все казалось, что это — не всерьез.

— Слава, но ведь мы случайно столкнулись! И потом… потом, я как раз просила не… ну, не сталкиваться случайно.

— Туманно излагаешь.

— Что ж тут туманного. Все так и есть.

— Откуда я знаю?

— Ты что же, не веришь мне?

— А ты думала, верю?!

Ася тогда захлебнулась воздухом и… и снова промолчала.

Она будто не умела говорить. Ведь бывают люди совершенно неубедительные. Они не могут доказать своей правоты. Вернее всего, потому что не дано им встать обеими ногами на с в о и позиции и судить обо всем только с этих позиций. Их заносит еще поглядеть, а как тому, против кого? Справедливо ли? Ну, вот и…

В тот раз Ася, кажется, плакала. Наверное, плакала, потому что, помнится, муж просил прощения, был заметно огорчен. И что же? Перестал грубить?

Я привыкла к его грубости. К хамству привыкла! Возможно ли? И ведь сама согласилась. Не силой замуж выталкивали.

И вдруг пошла мельчить злая память: а как он съел варенье, которое она сварила для Сашки из земляники! Ходила, собирала, варила по чашечке, а он — в два глотка!

Впрочем, что я? Что за ерунда! Не то, не о том!

А как он с девочкой?

Ася вспомнила: однажды, придя с работы, застала зареванную Сашку:

— Он сказал, что я дрянь. Что пустое место!

И ведь сказал. Счел возможным унизить. Аська рванулась тогда к нему в комнату (как на чужую территорию, в чужой ареа́л):

— Как ты мог?

— Что тут такого — «дрянь»? Меня отец ремнем стегал, и вот ничего, не сдох!

— Она неплохая девочка…

— Пустая. Пустое место. Я не соврал. Мм предложили написать работу на конкурс — по литературе, понимаешь? Да я бы ей вот как помог! Общемосковский конкурс!.. А ей не хочется. Почему? «Не хочется» — и все. Пустельга!

Сашка тогда и Асе не сказала, в чем дело. И лишь много позже спросила:

— Мам, разве я обязана быть тщеславной?

— Как ты странно говоришь, доченька.

— А чего странного? Я хотела бы жить где-нибудь в лесу.

Ася удивилась, что в лесу.

— Милый мой Рыжик! Мы еще поедем… пойдем…

— Вдвоем? — спросила Саша.

Ася не ответила.

А может, она не так уж любит отца! Ой, почему я об этом? Да потому! Не хочу, не хочу больше с ним, с т а к и м! Не могу себе позволить! («К? Ж!»)

Алина, проходя мимо кабинета, замедлила шаги. Ася не окликнула. Сама справлюсь!

И почему-то рассердилась на Алину: нечего мне чужие письма подсовывать! И тотчас смягчилась: ведь бабка волнуется за нее.

Но Асе не хотелось давать старухе повод хоть для малейшего торжества. Тоже она, Алина, не абсолютная. Письмо-то того, а? Прочитала. Вот и пусть помается!

Да, но как же Сашка?.. Ведь это враки, что она не любит отца — любит! Ластится, когда он в духе! И не расскажешь ей всего, а без этого все будет казаться несправедливостью. Капризом.

Ася не решила ничего. И улеглась спать, и не спала, и испугалась, услыхав сплошной телефонный звонок. Оттого, что не решила, испугалась.

— Алло, Ася! Ты слышишь? Я завтра прилетаю в три. Ты что молчишь? Ася, алло! Я — самолетом.

— Я слышу. Мы тебя ждем.

— У меня просьба: завтра же, алло, завтра же придут мои, из журнала. Надо приготовить все…

— …как же так? Тут письмо тебе…

— Потом, потом. Жратву, вино — это я притащу, а вот чтоб в квартире… и чтоб — цветы, посуда… поняла? Алло! Красоту наведи!

— А в честь чего праздник?

— Надо, уже договорено. Целую.

Как быть? У них собирались всего один раз за все время, когда-то в самом начале, хотя вообще в журнале это водилось, — закатиться к кому-нибудь в гости! И Ася бывала. Но по тому, как волновался муж, отправляясь на эти посиделки, понимала, что тут не все просто (и с каждым разом — все непроще). И ее он в эти дни требовательно осматривал, принаряжал:

— Я же привез тебе отличный джемпер. Где он? Ну вот, его и надень. Можешь с брюками. Постой, на ноги это не годится — туфли нужны другие.

Интересно, к а к он к ней тогда? И была ли уже э т а «В. т.»? — Ася нарочно старалась не думать о ней. Та женщина не виновата. И стала вспоминать сборы на вечеринки. Муж раскладывал на диване ее наряды.

— Вот, вот и вот, — указывал он.

— Слав, это как-то слишком ярко. Подавляет меня.

— Причудаиха, — говорил муж. — Знаешь, это выглядит странно, если человек с годами не меняется.

— Я меняюсь. Я просто хотела бы…

— Ох! Послушай ты меня, ладно?

— Конечно. — Знакомое «конечно» с наскоком на последнее слово: повод был так незначителен, чего ж не согласиться?!

И что это я всегда соглашалась с ним? Чтоб не ссориться? Вот и взял он верх нахрапом.

И злая память снова повела, повела…

И снова перешла в боль: ведь любил же! Что-то я не так. Чего-то не умею. Разве можно браться не за свое дело? Ведь это тоже дело — быть женой!

Да, но теперь-то как? Как быть теперь? Притащатся люди, отменить нельзя. Показать при них свою обиду — ни за что! Но и стараться — сил нет. На что опереться? Задержаться за что, чтоб почувствовать силу? Хоть капельку.

Ася дивилась: почему ушла радость, залившая ее тогда, в больничном коридоре? Нет, радость, собственно, жила, но так отодвинулась, так потеснилась! Разрешила злой новости обескуражить. Значит, не была серьезной? Не была особенной?

Ася долго лежала при свете, потом погасила лампу: она ничего уже не освещала — свет из окна был сильней. Началось субботнее утро.

…Промолчу пока. Погляжу.

— Сашка, вставай, сегодня у нас будут гости.

— Кто?

— Из редакции.

— Ура!

— Дурашка. Поможешь мне?

— Конечно!

— Что там у вас? — заглянула Алина.

— Алинушка, ночью звонил Владислав Николаевич, — сегодня к нам придут из редакции.