Габиден Мустафин - Избранное. Романы

В разговор, стараясь поддержать Бейсека, вмешался Рымбек:

— У нас здесь тоже не только уголь. А соседние с нами Балхаш и Джезказган? И разве мы тоже не связаны с Уралом?

— Знаю, хорошо знаю, — перебил его Сергей Петрович. — Все это учтено… Говорю вам — не забегайте вперед. Большевики — люди реальных планов. Оставим этот спор. Я вас вызвал по другому вопросу.

Бейсек и Рымбек ждали, что скажет управляющий. Он начал неторопливо:

— Речь идет о том, какими путями мы будем выполнять утвержденные планы. Это верно, рабочие прибывают к нам без перебоев. На одно дело — принять людей на производство, другое — обучить их, дать им квалификацию. Вопрос этот для нас не новый и все же до сих пор до конца не решенный. Здесь мы тоже должны иметь всесторонне разработанный план, рассчитанный не на один день, — план систематической подготовки кадров. То, что мы делаем сейчас, это лишь наметки плана, а нужно разработать вопрос детально. С сегодняшнего же дня, вы, Рымбек Кедырбаевич, приступите к составлению этого плана.

— Через пять дней будет готов, — сказал Рымбек.

— Мы готовим кадры в учебных комбинатах, при помощи фабрично-заводского ученичества, путем прикрепления новичков к старым рабочим. Все это хорошие, испытанные методы. Но пользовались мы ими как-то вяловато. Считаю, что отдел кадров должен по-настоящему развернуть это дело. Следить за обучением, проверять.

— Хорошо, — с готовностью соглашался Рымбек и записывал в блокноте. Записывая, он часто вскидывал глаза на Щербакова, ловил каждое его слово. Поистине этот человек был артистом своего дела. Выслушав Щербакова, он с озабоченным видом предложил: — А если мы сделаем обучение на вечерних курсах обязательным для всех? У рабочих, пользующихся сокращенным рабочим днем, много свободного времени, его хватит на учебу. Государство ведь не жалеет средств на это дело.

— Нет-нет, это уж через край, — решительно возразил Сергей Петрович. — Нельзя проводить обучение по принуждению. Надо действовать убеждением, в расчете на сознательность рабочих. Нужны терпение, выдержка…

Бейсек и Рымбек переглянулись, как бы говоря друг другу: «Не поддается, старый хрыч».

А Щербаков, прохаживаясь по комнате, говорил уже о другом:

— Бейсек Керимович, вам предстоит трудная работа. Я имею в виду обеспечение наших угольщиков продовольствием. Помните последнее решение бюро городского комитета партии? Требуется тщательный учет продовольствия и исключительная бережливость. Наши колхозы еще не создали богатого запаса продуктов. У них тоже период организационного укрепления, как и у нас. Надо нам добиться, чтобы ни одна карточка не была израсходована не по назначению. С такой же энергией нужно бороться и за то, чтобы по каждой карточке своевременно и сполна выдавалась положенная норма продуктов. Учтите, через два-три месяца сойдет снег, наступит распутица, транспортная сеть ухудшится. Какой запас продовольствия у нас есть, какое количество людей мы должны обеспечить, сколько народу прибывает ежедневно — все это нужно тщательно учесть. Если мы искусственно увеличим число рабочих и получим на них излишний запас продуктов, нас будут судить. Дадим заниженную цифру — заставим рабочих нуждаться в продовольствии, тоже будем отвечать по всей строгости. По-моему, сейчас самое трудное для нас — это снабжение. Предупреждаю, Бейсек Керимович, мы оба ответственны перед партией за этот участок работы.

Бейсек тонко улыбнулся. На его лице появилось выражение скорее лукавства, чем серьезности. Он прикрылся шуткой.

— И так и этак придется отвечать, Сергей Петрович. Выходит, одна продовольственная карточка дороже, чем мы с вами.

— Карточка дорога тем, что она предназначена для человека. И мы должны заботиться прежде всего о человеке.

Вошла секретарша — девушка с веснушками на лице. Взглянув на маленький листок бумаги, который держала в руке, она сказала Рымбеку:

— Вас давно уже ждет один товарищ — зовут его Махмет Торсыкбаев.

— Сейчас, сейчас, — отозвался Рымбек. И тут же обратился к Щербакову: — Думаю, что это подходящий сотрудник для отдела рабочего снабжения. Тем более, как вы говорите, в отделе предстоит большая работа. Не хотите поговорить с ним?

— Дельные работники отделу нужны. Но ведь на такую должность требуется путевка горкома.

— Он не решается пойти в горком, пока вы сами не запросите. У них с Мейрамом, кажется, натянутые отношения. — И добавил шепотом: — Болтают, что на почве ревности…

— При чем тут ревность? — сказал Щербаков, рассмеявшись. — Ох, эта молодость! Пусть зайдет, посмотрим на парня.

Вошел тучный, кудрявый, с иголочки одетый Махмет. Держался он подчеркнуто скромно. Войдя, почтительно поздоровался и за все время разговора вел себя смиренно, как сытый ягненок.

— Где вы работали раньше? — спросил его Сергей Петрович.

— Здесь, в Тельмановском районе. Был председателем райпотребсоюза.

— Почему же ушли?

— Уезжал в Алма-Ату на курсы торговых работников. Сейчас, окончив курсы, вернулся.

— Мы не можем переманивать работников района. Да и самому вам разве удобно покидать организацию, которая позаботилась о повышении вашей квалификации, затратила на это средства?

Махмет не сразу нашелся с ответом. Вмешался Рымбек.

— Округ направил его в Караганду. Почему же нам не принять его?

— А вы как смотрите? — обратился Щербаков к Бейсеку.

— Я знаю этого человека через Рымбека. У него среднее образование да и практика не маленькая. А вот теперь прошел курсы. Такие люди встречаются не часто.

— Что же, — согласился Щербаков, — попробуем запросить горком. Только вы, молодой человек, учтите всю ответственность предстоящей работы. Снабжение рабочих не менее важное дело, чем добыча угля. Вот мы сейчас сидим и ломаем голову, как лучше его наладить.

Махмет слушал, часто кивал головой, а еще чаще произносил: «Конечно». Если бы Щербаков в эту минуту сказал: «Пузырь ты надутый», он и тогда бы произнес: «Конечно». Рымбек не случайно остановился на нем. Сейчас он старался поднять авторитет Махмета в глазах Щербакова:

— Это же новый специалист — молодой, растущий. Справится.

Махмет в ответ и на это кивал головой. А потом вышел, оставив в памяти у Щербакова эти свои кивки и неизменное словечко «конечно».

Ардак никогда еще не испытывала такой радости. Быстрыми шагами она шла домой, спеша поделиться с отцом новостью. Шаги ее не поспевали за полетом мыслей. Казалось, дом, до которого оставалось не больше сотни шагов, не приближается, а отдаляется от нее. Тогда она пустилась бежать. При этом волосы ее развевались, а черные, как смородина, глаза горели.