Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Жанабыл недавно был избран секретарем комсомольской организации завода. Он славился среди молодежи своими страстными, горячими выступлениями на собраниях и производственных совещаниях. Отстающие по работе побаивались его острого язычка, но передовые любили его, знали: Жанабыл поблажки не даст. Он и вне завода был на виду — ко всему восприимчивый, инициативный, веселый. Городской комитет комсомола собирался взять его на комсомольскую работу, а Козлов противился, доказывая, что из Жанабыла выйдет хороший командир-производственник.

Сейчас Козлов опять спросил:

— Ты, парень, сам скажи: к чему сердце лежит? Не заставляй нас из-за тебя спорить!

— Где больше можно получить знаний, туда и пойду, — ответил Жанабыл.

В дверях показалась группа рабочих: собирались устанавливать в цехе новый огромный станок. Его поставили на дощатый помост, который катили по настланным на полу бревнам и трубам. Токари, слесари и машинисты — все, кто находился в цехе, подняли головы, рассматривая этот станок-гигант, сделанный на отечественном заводе. Бригада, устанавливавшая станок, была многочисленна: тут находились и русские, и украинцы, и татары, и армяне, не говоря уже о казахах. Слышался разноязычный говор. Но все понимали друг друга. Главное же — каждый знал, что ему делать.

— Еще раз, взяли!

— Пошла!

Козлов, во все глаза наблюдавший за происходящим, сказал Жанабылу:

— В недалеком будущем, когда наш мехцех превратится в большой завод, мощный кран будет хватать такой станок, как беркут добычу, и ставить на место! Подумай-ка, ведь неплохо быть командиром на таком заводе? Впрочем, решай как знаешь.

— Партия лучше меня знает, Борис Михайлович, кого и куда поставить, — проговорил Жанабыл серьезно.

— Партия посчитается и с твоим желанием, — ответил Козлов и вышел, унося с собой забракованные фланцы.

Он пошел в кузнечный и литейный цехи показать рабочим образцы брака и разобраться, на ком лежит вина.

Двери цехов были широко открыты. Оттуда несся звонкий перестук молотков и шипение огня, рассыпающего искры во все стороны.

По выходным дням Сергей Петрович Щербаков позволял себе просыпаться несколько позже обычного. Вот и сегодня — половина девятого, а он еще в постели. Но жена его, Антонина Федоровна, и по воскресеньям привыкла подниматься рано. А здесь, в Караганде, забот у нее прибавилось. Едва приехав сюда, она поступила работать инструктором в горком партии. Дел у нее хватало: надо было привыкнуть к новой обстановке, к новым людям, да и в квартире навести порядок: ведь Сергей Петрович до ее приезда мало заботился о себе.

В спальне было холодновато и еще не совсем светло. Антонина Федоровна подобрала и положила на тумбочку книгу, которую Сергей Петрович читал перед сном и, засыпая, уронил на пол, поправила на муже сбившееся одеяло, потом вышла в соседнюю комнату. Здесь она, по давнишней своей привычке, начала утреннюю гимнастику.

Антонина Федоровна хорошо сохранилась — ей уже исполнилось сорок, но на вид не больше тридцати. Фигура у нее стройная, высокая, лицо не потеряло свежести, а в голубых глазах нет и тени усталости.

На кухне готовила завтрак мать Антонины Федоровны — хлопотливая, опрятная старушка в белом переднике. Антонина Федоровна ласково поцеловала ее в щеку.

— Доброе утро, мама!

— Здравствуй, моя радость! Здравствуй, моя единственная! — отозвалась старушка.

— Я-то у тебя хоть единственная, а вот у меня, мама, и единственной нет.

Старушка молча вздохнула, — если у дочери и было какое горе, так это бездетность.

— Кажется, ни на что не могу пожаловаться, но все-таки без детей жизнь неполная, — продолжала Антонина Федоровна.

— Ну, рано еще об этом говорить. У меня двоюродная сестра родила в пятьдесят лет. Не обойдет и тебя счастье.

— Спасибо на добром слове… Давай помогу тебе готовить.

— И одна управлюсь. Иди-ка лучше на воздух, утро замечательное. Кстати, разбросай снег во дворе, если уж хочешь поработать.

Всю ночь шел тихий пушистый снег. Все вокруг ослепительно побелело. Зимой в Караганде редко выдаются такие дни, когда небо чистое и снег не крутит поземка. На воздухе Антонина Федоровна повеселела.

Она вернулась в дом оживленная, румяная, разбудила Сергея Петровича.

— Вставай, лежебока! День чудесный, ни облачка, ни ветерка. Отправимся на лыжах за город, в гости к Жайлаубаю, давно старик звал.

— Очень хорошо придумала, — согласился Сергей Петрович. — Бурана ночью не было?

— Говорю же — не шелохнется кругом.

— Значит, следы зайчишек не замело. Захвачу ружье… Ну, покажи мне, что делается на улице.

Быстро одевшись, Сергей Петрович вышел вслед за женой во двор.

На улице было так чисто и бело, что даже ступить было боязно. Воздух неподвижен, ветви молоденьких деревцев, посаженных Сергеем Петровичем вокруг дома, опушены снегом.

— А вот и заяц пробежал! — указала Антонина Федоровна на тонкую цепочку следов.

Сергей Петрович засмеялся:

— Вернее всего — кошка.

— А как ты узнаешь следы зайца?

— Ну, это трудно тебе объяснить…

Они полной грудью дышали чистым, прохладным воздухом, с любопытством оглядывались кругом, словно место для них было новым.

— Вот уж не думала я, что здесь может быть так хорошо, — заметила Антонина Федоровна.

— А почему бы и не быть? Со временем здесь посадят леса, создадут широкие озера… А сейчас не пора ли завтракать? Уж если идти на лыжах, так пораньше.

За столом беседа была веселой, полушутливой. Щербаков указал Антонине Федоровне на полную миску жареных пирожков.

— Балует тебя мать, все думает, что маленькая. А ведь ты, по-моему, давно уже взрослая.

— Наверно, дитя для матери всегда остается ребенком, — ответила Антонина Федоровна.

У старушки, разливавшей чай, мелко задрожали руки и навернулись слезы на глаза.

— И не говори, Тоня. Мне уже шестьдесят, а твоей бабушке, моей матери, — восемьдесят пять. А она меня дитяткой кличет, скучает, в Донбасс зовет, Ох, как хочется взглянуть на нее, по ночам снится.

— За чем же дело стало? — улыбнулся Сергей Петрович. — Вот поеду в Москву, в командировку, и захвачу вас с собой. А там не так далеко и до Донбасса, отправлю с каким-нибудь попутчиком. А на обратном пути сам могу заехать.

— А как же дом? Как Антонина одна останется? — испугалась старушка. — Нет уж, я никуда от нее.

— Мамочка! — обняла ее Антонина Федоровна. — Весной вместе поедем. Я тоже по бабушке соскучилась.

Сергей Петрович осмотрел лыжи и двустволку. Все было в порядке. Антонина Федоровна достала из шкафа два лыжных костюма.

Спорт для Щербаковых был любимым развлечением. Они и познакомились на катке. Сегодняшняя прогулка в совхоз, расположенный в двадцати километрах от Караганды, обещала хороший отдых. К тому же в совхозе заведующим животноводческой фермой работал Жайлаубай, которого Щербаков давно собирался навестить.