Габиден Мустафин - Избранное. Романы

Несколько молодых людей, громко переговариваясь, вошли в юрту. Вместе с ними Жаныл и учитель Тулеубай. Он молод, жиденькие усы еле видны, но учитель пытается их подкручивать. Его всегда тянет к приезжим, особенно к городским уполномоченным. Тулеубай жаден до новостей. Он сразу пристал к Кабылу с вопросами, едва переступил порог. Сарыбала попросил Жаныл выйти с ним для важного разговора.

— У меня к тебе дело есть. Но сначала обещай, что согласишься.

— Боже мой, о чем ты говоришь?

— Не пугайся. Совсем не о том, о чем ты думаешь с перепугу.

— Ну, тогда говори.

— Понимаешь, уполномоченный приехал из Акмолинска, чтобы создать в нашем ауле молодежную ячейку. Намерен привлечь туда меня, тебя, Избасара, Мейрама и Нургали. Как ты на это смотришь?

— А ты?

— Я вступаю.

— Меня байбише хозяина не отпустит. Даже на учебу не всегда разрешает идти. Не послушаешься, рассердится, даже побьет.

— Если вступишь в ячейку, то не только бить, но и ругать тебя никто не посмеет.

— А если байбише выгонит, что тогда делать? Родители мои старые, больные, останемся совсем без пропитания.

— Ячейка в любом случае поможет.

— Что это за ячейка — два-три человека? Пускай они сначала самим себе помогут.

— Ты не понимаешь, что такое ячейка. Если смотреть дальше, то ячейка — это советская власть, это Коммунистическая партия, это Ленин!

— О аллах! Разве до Ленина дойдут наши слова?

— Когда занозишь палец, в тот же миг голова почувствует боль. Допустим, Ленин — голова, ячейка — палец. До революции наш многолюдный род карамурат угнетала и обманывала кучка потомков Игилика. Теперь маленькая молодежная ячейка карамурата, опираясь на советскую власть, начнет борьбу с паразитической верхушкой и завтра свалит ее. Пора покончить с толстопузыми и открыть широкую дорогу для людей труда. Пусть каждый получит право обучиться любому ремеслу, пусть женщина будет равноправна с мужчиной. Тогда Жаныл не будет всю жизнь нянчить байских детей. Вот для этого и нужна ячейка…

Скуластое веснушчатое лицо бедной девушки бледнело, выражая то радость, то испуг. Но голубые глаза ее загорелись надеждой.

— Решайте сами, агатай, — волнуясь проговорила девушка. — Лишь бы не очутиться мне у разбитого корыта.

Она волновалась. Еще бы! Жаныл — слабая перепелка в жестоких лапах бая. Хорошо, если ячейка вырвет ее из этих лап. А если не вырвет — пропадет Жаныл. Время хотя и советское, но баи пока еще очень сильны. Испуг и взволнованность Жаныл еще раз убедили Сарыбалу в том, что борьба предстоит нелегкая.

— Рискнем, Жаныл! — сказал он, заканчивая разговор.

Те, кто оставался в юрте, решили вопрос раньше их. Избасар, Нургали и Мейрам успели уже взять анкеты. Сарыбала и Жаныл последовали их примеру. Если прежде они сходились впятером, то всегда шутили, весело толкались, пели песни, затевали борьбу. Сейчас они молчали, занятые анкетой. Сердца их колотились часто. Каждый по-своему представлял будущее, ждал изменений в своей жизни. Серьезные намерения удерживали юношей от легкомыслия. Задорная, суетливая молодежь вдруг успокоилась, приобрела солидность и сдержанность.

— Теперь нельзя проливать чужое молоко, — как бы между прочим сказал Сарыбала. Нургали вытаращил на него глаза, закусил губу. — Прощаешь? — спросил Сарыбала.

Глянув на анкету, Нургали кивнул головой. Таким образом, Сарыбала избежал взбучки. Если бы не приехал Кабыл с таким важным делом, ходить бы ему с синяками за ночную проделку.

Кабыл, занятый своими мыслями, шагал по юрте взад и вперед. Он был доволен и обдумывал свое сообщение уездному комитету. Приедет он туда с видом победителя, словно гору перевернул. Душа его ликовала. Пусть скромный, но все-таки успех. «Объявят, наверное, благодарность!» — радовался Кабыл. Никто из джигитов не ощущал жары, потому что все были разгорячены ячейкой больше, чем солнцем. В полдень Кабыл собрал анкеты, заявления, автобиографии и сложил в свою сумку.

— Название организации, возможно, будет «Потомство», — сказал он. — После утверждения уездным комитетом я привезу вам билеты и вручу сам.

Когда Кабыл садился на коня, заправившись чаем и сыром в доме Мустафы, Махамбетше подтягивал подпругу своему коню. Прижав уши, мерин схватил хозяина за бедро. Махамбетше сердито закричал:

— В четвертом ауле и скот взбесился! Да и как ему не взбеситься! У Мустафы на устах аллах, в руках четки, а сын — иноверец, дом стал очагом дьявола. О, какое непонятное, какое страшное время пришло!

Мустафа, издали услышав восклицание старшего брата, вполголоса произнес:

— Много таких нечестивых, как ты, ушло со света с проклятиями и рыданиями. Кто из вас покинул мир довольным?! Проклятиями не изменишь судьбу. У каждого времени свои обычаи. Чей хлеб ешь, того и обычай чтешь.

Жалуясь друг на друга, Мухтар и Билал раскрыли свои злоупотребления и преступления. Дело кончилось тем, что обоих прогнали и волостным назначили бедняка Тусипа.

Расставшись с должностью, враги не прекращали борьбы, стремились отомстить один другому. Верх брала то одна, то другая сторона. Улучив удобный момент, Мухтар добился ареста Билала и засадил его в Акмолинскую тюрьму вместе со старшими братьями — Яхией и Шайхы.

Тюрьма была переполнена всякого рода жульем, проходимцами, спекулянтами, мелкими авантюристами. Попадали туда и невинные, становясь жертвой давней вражды. Народ страдал, с одной стороны, от последствий долгой войны, болезней и голода, а с другой — от всякого рода местного сволочья, которое пользовалось неразберихой и спешило свести давние счеты с честными людьми. Молодая советская республика, не окрепшее еще Советское государство последовательно и настойчиво проводило в жизнь идеи социализма. Но богатеи внутри страны и капиталисты за границей не переставали галдеть о том, что дни Советов сочтены, что Советы вот-вот падут.

Сплошь неграмотное население аулов продолжало кочевать по степи, не имея постоянного жилья. Если б не было в аулах скота — не было бы и жизни. А скот у казахов может стать жертвой одного джута, как богатырь — жертвой одной пули. Сложный характер у кочевников. Если поднимутся — трудно их успокоить, а если успокоятся, то снова очень трудно поднять. Казахи — молодой, в сущности, народ, ранее не объединявшийся в единое государство и не выработавший законов, единых обычаев, правил. Сила новых идей сметала на своем пути все и всякие препятствия, разрушала преграды.

Эти слова вселяли надежду в сердца бедняков. Издревле тлеющий между бедняками и баями огонь классовой борьбы снова начал разгораться. Баи грозились, но, казалось бы, чем опасна змея с отрубленной головой? Однако, как бы там ни было, многие бедняки по привычке чтили родовую знать. «Холощеный верблюд может испугаться головы мертвого верблюда-производителя», — говорят казахи.