Пётр Лебеденко - Четвертый разворот

Срубить Грюбеля и известного немецкого аса в бою один на один — разве это не огромный выигрыш? Он, капитан Журавлев, должен показать: и на «чайке» можно бить «мессеров», даже если на этих «мессерах» сидят прославленные асы. Главное — мастерство, выдержка, вера в свои силы и, конечно, бесстрашие.

…Так же резко развернув «чайку», Журавлев пошел за Грюбелем. Облако оказалось тонким и не таким длинным, как представлялось издали. Уже через минуту в глаза ударило солнце, и капитан увидел Грюбеля, делающего боевой разворот. А в стороне, метрах в трехстах слева, Маркин закладывал глубокий вираж, и ведомый Грюбеля уходил по вертикали вверх, не выдержав атаки лейтенанта.

Выведя машину из боевого разворота, Грюбель с дальней дистанции открыл огонь по «чайке». Он бил сразу из пушки и пулемета и, видимо, не очень беспокоился о том, чтобы огонь был прицельным. Сейчас он преследовал только одну цель: русский летчик, конечно, должен уйти от лобовой атаки, должен отвернуть в сторону, и вот как раз в тот момент, когда он на секунду-другую подставит борт своей «чайки», Грюбель и нанесет смертельный удар. Это была излюбленная тактика Грюбеля, которая никогда его не подводила. Именно благодаря ей он смог нарисовать на фюзеляже своего «мессера» семнадцать крестиков — семнадцать сбитых им «харрикейнов», «кобр», «спитфайров», «чаек».

Журавлев продолжал лететь по прямой. Желание отвести машину от лобового удара казалось непреодолимым, но он усилием воли подавил его в себе, понимая, что этого-то Грюбель от него и ждет. Таким же усилием воли он подавил в себе и желание сразу же открыть ответный огонь. Пусть Грюбель подойдет ближе. Как можно ближе. Конечно, каждое мгновение стоит колоссального напряжения, порой Журавлеву кажется, что он испытывает невероятную физическую боль в каждой нервной клетке, и эта боль все усиливается, вызывая в нем какое-то неприятное чувство раздражения против самого себя.

— Маркин! — кричит Журавлев. — Не зарывайся.

Он не видит Маркина. Он потерял его из поля зрения, а найти Маркина и посмотреть, что он делает, Журавлев не может. Не может потому, что для этого у него нет времени. Нет и десятой доли секунды. Грюбель приближается с такой скоростью, точно на «чайку» мчится вырвавшийся из небесных далей метеорит. Метеорит, изрыгающий пламя.

— Все в порядке, командир!

Голос Маркина доносится издалека, но он успокаивает, как лекарство. А Грюбель начинает нервничать. Может быть, он по почерку узнал «саблезубого тигра»? Встреча с «саблезубым тигром» еще никому не приносила удачи. Говорят, у него совсем нет нервов. А если и есть, то они сварены из металла.

Да, Грюбель нервничает. Молчание русского летчика выводит его из себя. Почему русский летчик не стреляет? Чего он ждет? И почему он не уходит в сторону? С каким наслаждением Грюбель ударил бы сейчас в борт «чайки» из своей пушки, если бы ему представилась такая возможность!

Конечно, он уже узнал «саблезубого тигра». Это он! Русский ас, о котором командир полка говорил: «Дайте мне десяток таких летчиков, и небо будет моим от зари до зари… Или, по крайней мере, уничтожьте его. Кто это сделает — две недели отпуска и пятьсот марок…»

Заманчивая перспектива, черт побери! Но дело не только в этом. Грюбель тогда спросил у командира полка: «А разве таких летчиков у вас нет, мой командир?» Тот ничего не ответил. Только пожал плечами. И Грюбель понял, что командир полка чего-то недосказал. Возможно, он хотел подчеркнуть: «Если бы у меня такие летчики были, то «саблезубый тигр» давно уже не летал бы…»

Наконец, Журавлев дал первую очередь. Две или три пули пробили фонарь, и в кабину Грюбеля ворвался свист ветра. Грюбель инстинктивно втянул голову в плечи и, когда увидел еще одну трассу, решил уйти от лобовой атаки. Сделав переворот через крыло, его «мессер» начал падать вниз, точно подбитая птица. Даже дымок от мотора тянулся вслед за машиной, как это обычно бывает, когда мотор пробивается пулями.

Это тоже был излюбленный прием Грюбеля. Противник считает, что он сделал свое дело и заканчивает преследование, направляя свою машину к другой цели. А Грюбель выводит истребитель на вертикаль и внезапным ударом сзади и сверху бьет всей мощью, бьет наверняка…

Журавлев усмехнулся. Грюбель рассчитывает на простачков. Подбитая машина падает не так. И дым от пробитого мотора совсем не такой. Хитрит Грюбель…

Журавлев резко отжал штурвал и бросил «чайку» почти в отвесное пике — надо догнать Грюбеля во что бы то ни стало. Не дать ему возможности уйти от атаки. Не дать ему времени еще для одного маневра. Догнать, поймать в прицел и ударить эрэсом. Подпустит он на расстояние удара или нет?

Грюбель тоже усмехнулся. Усмехнулся невесело, зло. Он вдруг как-то сразу, будто его внезапно осенило, почувствовал, что этот бой с «саблезубым тигром» может быть его последним боем. Раньше он никогда о своей возможной гибели не думал. Он был настолько в себе уверен, что ему и в голову не приходила такая мысль. Когда русские летчики сбивали его друзей, Грюбель даже не находил в себе чувства жалости к ним. «Надо уметь драться, — говорил он. — Надо уметь драться так, чтобы у тебя не возникало и мысли о поражении. Сбивают тех, кто струсил хотя бы на долю секунды. Кто не струсит, тот победит…»

Сам он не трусил. Никогда. И сейчас то щемящее чувство, которое он ощутил, не было чувством страха. Слишком презирал он своих противников, чтобы испытывать перед ними страх. Это было что-то другое. Предчувствие, может быть.

…Он перевел машину в горизонтальный полет, потом на вираже ушел от «чайки» и приготовился к атаке. В том, что «саблезубый тигр» не уклонится от боя, Грюбель не сомневался.

Однако Журавлев не атаковал. Рядом с «чайкой» разорвалось несколько зенитных снарядов, и капитан, поспешно выведя машину из-под огня, повел ее поближе к линии фронта. Потом пересек ее и оглянулся. Оглянулся как раз в тот момент, когда Грюбель закончил боевой разворот и теперь на форсаже шел к «чайке». Он, видимо, подумал, что «саблезубый тигр» все же решил выйти из боя. Или, по крайней мере, страхуется: если падать, то на своей территории.

Выходить из боя Журавлев не собирался. И не немецкие зенитки заставили его пересечь линию фронта. За то недолгое время, которое протекло в бою с Грюбелем, капитан Журавлев сумел раскрыть слабые и сильные его стороны. Грюбель, конечно, не трус, но и не так храбр, как ему самому, наверное, кажется. Он беспредельно нагл, и наглость свою принимает за бесстрашие. Кроме того, он настолько самоуверен, что даже пренебрегает осторожностью, лезет напролом, ему наплевать на самые простые законы боя. И в этом его слабость. На этой слабости капитан Журавлев должен сыграть. Сейчас главное — окончательно усыпить бдительность Грюбеля. Дать ему понять, что он, Журавлев, не верит в свои силы, боится Грюбеля и мечтает только о том, как бы поскорее выйти из боя. А потом…