Арвид Григулис - Когда дождь и ветер стучат в окно

— В этом дровяном сарайчике Милда сразу обнаружит меня.

— Селиться в дровяном сарайчике тебе, конечно, нельзя, — согласился Риекстинь. — Но над ним выстроена каморка. Я вспомнил о ней по пути на взморье. Туда есть отдельный вход со двора, по деревянной лесенке. Каморка имеет небольшое окошко. Милда сразу после десяти уходит на пляж и остается там до двух — половины третьего: она уверена, что морской воздух сохранит ей молодость.

Каморка была завалена всяким хламом, но Риекстинь немного прибрал ее. Милде сказал, что ищет оставленные там когда-то электро- и радиоматериалы. Он внес наверх раскладушку. Теперь, пока не ударят морозы, там можно жить по-царски. Еду будет приносить Риекстинь.

Он предупредил жену, что вскоре приедет на несколько дней на взморье. Нервы совсем развинтились. Это предупреждение имело двойную цель. Во-первых, он хотел, чтобы его пребывание на даче, пока Лейнасар будет действовать, не вызывало у Милды ненужных подозрений, ибо обычно он в Дзинтари появлялся редко. Во-вторых, ему не верилось, что такая цветущая женщина, как Милда, за все лето почти не приезжавшая в Ригу, к мужу, довольствуется лишь женским обществом. К тому же Милда устроила себе спальню в мансарде — внизу она не могла спать при открытом окне. Как назло, из окошка каморки спальня Милды видна как на ладони. Если Милда позволяет себе что-нибудь, то зачем видеть это чужому глазу. Правда, он и сам не был святым.

По приметам Лейнасар отыскал дачу и занял необычное жилье. Тут в самом деле можно было жить.

Взяв потрепанную, но не разрезанную и еще не читанную никем книгу — «Красное и черное» Стендаля, которую он захватил с собой со скудной книжной полки Риекстиня, Лейнасар растянулся на кровати, решив скоротать время чтением. Он слышал, как с пляжа вернулись Криш и Милда. Они о чем-то спорили, но трудно было уловить, о чем именно. Милда как будто настаивала на том, чтоб Криш больше работал: раз обзавелся женой, то обязан обеспечивать ее.

Вечером в спальне опять возник спор. На этот раз ясно слышно было, из-за чего: супруг хотел завесить окно. Супруга возражала — ни к чему это. В комнату можно заглянуть, только если залезть на сосну, а этого никто делать не станет, — то, что можно тут увидеть, видишь каждый день на пляже, никуда не лазя. Криш все-таки настоял на своем и окно завесил.

Когда Лейнасар решил, что супруги спят крепким сном, он отпер дверь и спустился на двор. Уж очень манило море, хотелось искупаться, хотя бы ночью. На Рижском взморье всегда находились чудаки, бродившие по пляжу и купавшиеся в то время, когда нормальные люди спят. Кроме того, Риекстинь говорил ему, что на взморье много домов отдыха, публики, правда, мало, но зато она очень пестра. Среди нее нетрудно остаться незамеченным.

Лестница страшно скрипела.

Лейнасар решил перед купаньем немного побродить. Хотелось посмотреть собственными глазами, что здесь все-таки делается.

Лейнасар сразу про себя отметил, что на Рижском взморье все еще только устраивается. Он прошелся до Дубулты, встретил несколько парочек и группок молодежи. Слышна была и латышская и русская речь. Никто на него не обращал внимания.

На пляже он увидел недавно поставленные заборы, тянувшиеся от садов больших дач до самой воды. Во многих окнах горел свет. В нескольких местах заборы были частично разобраны и сложены в груды. Взморский исполком, видимо, начал борьбу с директорами новых домов отдыха и санаториев, стремившихся оградить пляж для нужд своих отдыхающих. Риекстинь когда-то говорил ему об этом. Складывались фразы донесений: «Русские разгораживают Рижское взморье». Еще лучше, если Риекстинь сфотографирует это. Под фото можно дать подпись: «Русские строят на взморье заборы, чтоб ни один латыш не мог ступить на пляж».

В Дубулты, у стоянки рыбачьих лодок, он наткнулся на старое, наполовину занесенное песком проволочное заграждение. Лейнасар понял, что еще не убраны следы немецкой оккупации; тогда по всему побережью Рижского залива рыбацкие причалы огораживались колючей проволокой. Возвращаясь с промысла, рыбаки могли причаливать только за колючей оградой, где их встречали поверенные оккупантов, записывавшие каждую салаку и камбалу, чтоб ничего не ускользнуло от фашистских обжор. И здесь, если действовать умно, можно сделать хороший снимок.

Ночная прогулка дала кое-какие результаты. Лейнасар убедился, что надо самому взяться за фотографирование и поручать это другим. Слишком долго он не принимался за это. Не зря же ему дали с собой крохотный «Минокс»? Что может быть убедительнее фотоснимка? Ведь аппарат фиксирует только факты! А факты можно преподносить так, как тебе заблагорассудится. Уж он преподнесет! Такой альбомчик соберет, что мир содрогнется! И при этом еще немалые денежки заплатят.

В хорошем настроении, полный коварных планов, Лейнасар, искупавшись в холодной воде, вернулся в свою берлогу. Даже доценту Зандбергу не было бы стыдно за Лейнасара.

И в Дзинтари связь не налаживалась. Помех здесь почему-то оказалось больше, чем в Риге. Если в Риге шумы были неопределенными, то в Дзинтари как раз на его волне раздавался какой-то однообразный вой. Лейнасара мучила мысль: неужели его засекли? Неужели шум этот создается именно для него? Не может быть! Просто нелепое совпадение.

Риекстинь вернулся с пляжа один, раньше обычного. Он тоже не мог дождаться результата сеанса. Лейнасар лежал на кровати и читал «Красное и черное».

— Опять ничего?

Лейнасар даже не ответил. Только перевернул страницу.

— Мне сегодня вечером все-таки надо ехать в Ригу, тесть сообщил, что для меня есть какая-то крупная халтура. Милда не дает покоя — деньги на земле не валяются. Думаю, тебе надо остаться здесь для следующего сеанса. Если не хватит еды, ты, пока Милда на пляже, сходи в Майори на рынок. Если и в следующий раз не свяжешься, то собирайся обратно в Ригу, что-нибудь сообразим.

В щель двери Лейнасар увидел, как Милда вошла во двор с простыней на руке, прежде чем Риекстинь успел спуститься с лестницы.

— Чего ты там ходишь? Голубей собираешься заводить?

— Я так просто… — проворчал Риекстинь.

Вечером Лейнасара разбудил громкий смех во дворе. Из любопытства он глянул в окно. У колонки обнаженный по пояс парень мылся в жестяной миске. Рядом с ним, держа полотенце, ждала Милда и кокетливо хихикала. У дверей стоял черный мотоцикл. Кончив мыться, парень слегка обрызгал Милду, и та расхохоталась еще громче.

«Так вот почему Милда не ездит в Ригу», — подумал Лейнасар и снова лег в кровать.

Внизу, в комнате, загремела посуда. Лейнасар уже не мог уснуть. Как он предвидел, они после ужина поднялись в мансарду.

Милда перед окном неторопливо скидывала одну принадлежность туалета за другой. Парня не было видно, он, должно быть, стоял где-то в глубине комнаты. Разоблачившись, Милда лениво потянулась и, слегка покачиваясь, отошла от окна.