Арвид Григулис - Когда дождь и ветер стучат в окно

— Вот была возня, — оскалился он, обнажив желтые зубы.

— Заткнись! — бросил Остниек. Ему не понравилось, что Клабан отгадал его мысли и вспомнил о том же.

Сколько страхов пришлось потом пережить в «Курземском котле» и в лесах! Но вернется, непременно вернется старое, и тогда коммунисты завоют… Ой как завоют!

По улице прогромыхал трамвай. На остановке сошло много народу и направилось к рынку. Интересно заглянуть на рынок, посмотреть, чем при коммунистах торгуют. Но некогда! Сейчас у них другие дела. Совсем не так будут торговать, когда в Даугаву войдут иностранные суда.

У самой реки, у бывшей трамвайной будки, толпились люди. Ни на кого не глядя, Остниек и Клабан протолкались через толпу, уверенные, что их уже узрело око резидента. Они неторопливо продолжали идти по улице Маскавас. Приезжих долго преследовал аромат яблок. У Клабана даже слюнки потекли. Они шли минут десять. Если какой-нибудь встречный и обратил бы на них внимание, то по темным, загорелым лицам принял бы за крестьян. Этот район был полон ими.

— Толково выбрал место около рынка, — похвалил Фердинанда Остниек.

Когда здание морга осталось позади, у самого тротуара завизжали тормоза зеленой «эмки». Только машина поравнялась с приезжими, как отворилась дверца. Остниек толкнул в машину Клабана и вскочил за ним сам. Машина помчалась дальше.

Рядом с шофером сидел еще какой-то человек. Он улыбаясь повернулся к ним — Фердинанд!

— Все в порядке, мои господа, не правда ли?

— Так точно! — почему-то по-военному ответил Остниек.

— Дело в шляпе, — проворчал Клабан.

Зеленая «эмка» долго петляла, часто делая резкие повороты. Трудно было понять, по каким улицам их возили — окна машины были закрыты марлевыми занавесками. Остниек все же пытался ориентироваться по перемене направления, но вскоре махнул на это рукой. Слишком много они делали крюков и поворотов. То, что можно было разглядеть через плечо шофера, казалось незнакомым.

«Эмка» остановилась, Фердинанд открыл дверцу, и они вышли на асфальтированный двор. Со всех четырех сторон его окружали пятиэтажные дома. Ясно было, что они находятся где-то в центре города.

Фердинанд повел их наверх по темной, не очень опрятной лестнице. На пятом этаже он позвонил у двери. Ждать пришлось долго, пока за дверью не раздались шаги и не загремел замок, цепочка и, наконец, крючок. В дверях показалась пожилая женщина. Фердинанд тихонько сказал ей что-то. Еще раз брякнула цепочка, и дверь отворилась. Они прошли через просторную, хорошо обставленную квартиру, никого не встретив там. В коридоре, перед парадным входом, Фердинанд попросил своих спутников немного обождать. Он вышел на площадку парадной лестницы, оставив дверь полуприкрытой. Слышно было, как Фердинанд отпирает дверь квартиры напротив. Затем он вернулся и поманил рукой.

— Только живей! — шепотом поторопил он.

Остниек с Клабаном прошмыгнули через лестничную площадку в квартиру напротив. От первой она отличалась паркетным полом и немного более богатой мебелью. Они опять прошли через несколько комнат. В одной молодая женщина в ярком переднике возилась с пылесосом. Она даже не взглянула на них. Наконец, миновав кухню, они очутились в небольшой комнатке. Очевидно, она когда-то предназначалась для прислуги.

— Снимите, господа, пальто, вот тут повесьте на гвозди. Присаживайтесь. Я сейчас вернусь, — сказал Фердинанд.

Остниек с Клабаном остались одни. Сняв пальто, они принялись внимательно рассматривать комнату.

— Вот это конспирация! Водил нас, как цыган лошадь по ярмарке, — шептал Клабан. Казалось, что в этой тишине разговаривать громко неприлично.

Остниек не отвечал. Он разглядывал комнату.

Простой стол, несколько стульев, в углу диван. Через замазанное до самого верха известкой окно проникает блеклый свет. На столе разбросаны советские и иностранные газеты. Очки в широкой черной оправе, темно-коричневая трубка и коробка с сигарами. На спинке одного из стульев — клетчатый пиджак.

Больше ничего рассмотреть не успели. Фердинанд стремительно открыл дверь и пропустил впереди себя плечистого, коротко подстриженного человека. Темные очки закрывали глаза. На нем была рубашка вишневого цвета, без галстука. Подбородок почти упирался в грудь.

— Познакомьтесь, — сказал Фердинанд, — Аркадий Шмит, а это господа, о которых я вам говорил.

— Рад познакомиться, — вошедший подал обоим руку. У него была рука сильного, энергичного человека. — Мне хотелось бы, чтобы вы поверили этим моим словам, ибо я в самом деле рад видеть людей, мыслящих точно так, как мы. Вы ведь знаете, какой сложный пришлось проделать путь, прежде чем нам с вами удалось встретиться.

— Это не наша вина, — сдержанно заметил Остниек.

— Я знаю. На ваши неоднократные радиосигналы вам не отвечали.

— Вообще за границей нами никто не интересуется, — проворчал Клабан.

— Это не совсем так. Мы вами интересовались, даже очень. Но не будем теперь искать виновных. Вы прекрасно знаете, что сегодня все зависит от обстоятельств. Но хорошо, что вопрос в конце концов так радикально разрешился и мне удалось встретиться с такими серьезными представителями, как вы, мои господа. Мешкать больше нельзя. Решающий час приближается. Так или иначе, я или кто-нибудь другой, все равно разыскали бы вас. Как ни велик риск, ждать больше нельзя.

Аркадий Шмит говорил на хорошем латышском языке. Временами делал небольшие паузы. Было непонятно, почему он останавливается: чтобы подыскать нужное слово или же чтобы собраться с мыслями.

— Может быть, мы с господами поговорим вдво… то есть втроем.

Фердинанд вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

— Если господа не возражают, перейдем к конкретным вопросам.

— А как вы докажете нам, что мы говорим с настоящим человеком? — осмелился спросил Клабан.

Наступила тишина. Остниек сердито посмотрел на Клабана.

— Доказательств у меня нет. Но что такое доказательства? Их всегда можно сфабриковать. Думаю, что сам по себе факт нашей встречи уже является доказательством. Если между нами нет взаимного доверия, то нам не о чем разговаривать, и мы вас спокойно доставим обратно в ваши пенаты.

— Если мы явились, то, значит, доверяем, — спас положение Остниек и еще раз зло покосился на Клабана.

— Это другое дело, в таком случае можем начинать.

Разговор был долгий. Аркадий Шмит начал с того, что взял со стола английскую газету и показал на длинный столбец:

— Последнюю речь Уинстона Черчилля в Фултоне, в Америке, читали?

— Нет.

— По-английски читаете?

— Нет.

— Но то, что написано в заголовке, все равно поймете, — и Шмит подал Остниеку газету. Насколько Остниек понимал, статья была о Черчилле.