Арвид Григулис - Когда дождь и ветер стучат в окно

Все участники конференции были в сборе. Президиум захватила в свои руки кабильская группа во главе с Пакулем, Карклинем и Дижгалвисом. Фердинанда и сопровождающего его Остниека у первой цепи охранения встретили Лапинь и Дижгалвис. Оба вырядились как черти… Лапинь и тут перещеголял своих соперников — он даже где-то раздобыл парадную саблю.

Пристроившемуся к Фердинанду Лапиню все же удалось пробраться в президиум, который разместился на макушке обрыва, откуда хорошо просматривалось все место сборища.

Конференцию открыл Дижгалвис.

Затем дали слово Фердинанду. Он рассказал о большом интересе за рубежом к тайным военным силам Латвии, о ближайших видах на будущее и о том, чего резидент ждет от конференции. Речь его произвела впечатление и простой формой и содержанием. Все почувствовали, что в их жизни наступает поворот к лучшему, приближается долгожданный час. Скоро прекратятся их скитания по лесам, кулацким усадьбам, они получат свою долю, опять обретут власть и силу.

После речи Фердинанда бандиты вскочили на ноги, яростно потрясая в воздухе немецкими автоматами.

Наверное, загремело бы «ура», если б строго-настрого не было запрещено шуметь.

Затем перешли к деловой части.

За два дня до конференции Остниек, Карклинь и Дижгалвис организовали арест Банкова. Это было не так-то легко. Хотя все делалось втайне, кто-то все же успел шепнуть подручным Банкова. Если в Остниек не предвидел этого, Банков улизнул бы, перебрался бы в другую округу и продолжал бы действовать там. Остниек расставил засады вокруг усадьбы «Стропы», где Банков в последние дни пьянствовал со своей бандой. Возможно, что предусмотрительность эта оказалась бы напрасной, если б в «Стропах» не гнали в это время самогон. Бандиты, узнав об опасности, кинули своего мертвецки пьяного вожака на телегу. У первых же кустов его схватили. Он очнулся в баньке, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту. Решил, что его поймали красные, но, узнав в часовых остниековских и дижгалвских молодчиков, принялся дубасить ногами по ушату. Только так он мог выразить свой протест. Чтобы уберечь хозяйский ушат, Банкова без всяких церемоний швырнули под полок, накинув на него дверь от предбанника.

Теперь его привезли на конференцию, и он в кустах ожидал своего «пункта повестки дня».

Первым выступил Дижгалвис. Он говорил о значении дисциплины в армии. Без дисциплины победа невозможна, и нарушители дисциплины — предатели. В последнее время наблюдается все больше признаков такого предательства. С этим надо бороться, а то все национальное дело пойдет к чертям. Пример предельного морального разложения — капитан Борис Банков. Вот почему дело Банкова передано на рассмотрение конференции, она же должна определить и меру наказания.

После этого на арену вывели и самого Банкова. Помятый, грязный, весь в свиной щетине, со связанными руками, он сидел на пне и яростно таращил глаза.

С длинной обвинительной речью выступил Остниек. Он оперировал конкретными фактами. Уничтожать красных и их попутчиков — долг каждого националиста. Но Банков настолько разложился, что не отличает своих от врагов. Затем последовал ряд фактов. Банков грабил и насиловал своих. Особенно образно Остниек описал, как Банков изнасиловал Олите и отрезал ухо ее отцу. Он много говорил о том, как самоотверженно Олите и ее старик помогали своим. Поэтому не приходится удивляться, что сочувствующих национальному делу все меньше и меньше.

Обвинительная речь Остниека не произвела особого впечатления. На счету у каждого из присутствующих были такие же проделки. Остниек, должно быть, предвидел это и так же энергично выдвинул другой пункт обвинения. Банков разбазарил средства организации и только из-за своей халатности и распущенности не добился радиосвязи с заграницей. За границей ими интересуются. Это подтверждается прибытием оттуда специального посланца. Радиосвязь была бы уже давно налажена, если бы это дело не отдали в руки такого негодяя, каким стал Борис Банков.

Эта часть речи произвела большее впечатление, она прямо или косвенно задевала личные интересы каждого бандита.

В заключение Остниек потребовал приговорить предателя Банкова к расстрелу.

После Остниека должны были высказаться остальные участники конференции, но охотников вмешаться в столь сложное дело оказалось немного. Нашлось лишь несколько желающих. Они защищали Банкова, считая, что расстреливать своих ни к чему. Можно его наказать иначе. Хотя бы понизить в чине. Нечего зря поднимать такой шум из-за Олите, которая любому мужику на шею бросается. А старик все равно почти не слышит и прекрасно обойдется без уха.

Банков понял, что с ним не шутят. Остниек в самом деле может отколоть такой номер — всадить в него заржавленную пулю. Банков лихорадочно соображал, как вывернуться. На свое счастье, он вспомнил детство. Старый Банков ремня не жалел. Но однажды сын, подвергаясь экзекуции, заметил, что после первых его воплей ремень остановился. Видимо, старый счел, что кара уже возымела свое действие и нечего зря утруждать руку. Это открытие впредь давало возможность сокращать наказания.

Он решил прибегнуть к этой же тактике и теперь. Когда слово дали обвиняемому, Банков, подавив в себе озлобление, пробормотал слова раскаяния и стал тереть рукавом глаза.

Приговор оказался мягким. Конференция разжаловала капитана Банкова в солдаты. Банкову на это было наплевать. Настанут другие времена, вернут ему и капитанский чин. А тут, в лесу, от чина все равно проку мало.

Приговором все остались довольны. Главное, что перед уполномоченным заграницы была продемонстрирована борьба за дисциплину. Приговор не устраивал одного Остниека, понимавшего, что теперь он нажил опасного врага.

Далее следовал вопрос о создании координационного центра. Естественно, что этот вопрос был связан с формированием нового правительства. Прежде всего надо было избрать министра-президента. О дальнейшем можно будет говорить, когда министр-президент и начальники групп вернутся из Риги, после встречи с иностранным резидентом.

О том, нужно или не нужно ехать в Ригу, разговора почти не было. Надо ехать — и все. Нельзя упускать столь долгожданной связи с заграницей. Если кто боится, пускай отказывается от должности начальника. Найдутся другие, посмелее.

Сложнее был вопрос о министре-президенте. Один за другим нападали на Лапиня, упрекая его за предварительную кампанию, утверждая, будто он сам избрал себя министром-президентом. Но голыми руками Лапиня взять не удалось. У него оказалось много защитников, доказывавших, что никто другой, кроме майора полиции Лапиня, на пост министра-президента претендовать не вправе. Хотя бы потому, что Лапинь в этом районе самый старший по чину и имя его известно среди националистов, находящихся за границей.