Арвид Григулис - Когда дождь и ветер стучат в окно

Остниек тщетно надеялся, что кто-нибудь назовет и его кандидатуру.

Когда, сверкая саблей, на обрыве появился Лапинь, почти всем стало ясно, что ему и быть министром-президентом, главой нового правительства Латвии. Это и подтвердилось голосованием путем поднятия оружия.

Латвия обрела еще одного министра-президента и еще одно националистическое правительство.

Больше конференция ничего не дала. Разговор о действиях групп ограничился общими фразами, всем было ясно: что-нибудь более подробное и конкретное можно будет сказать только после совещания в Риге, где от иностранного резидента будет получен план дальнейшей деятельности. Тогда и можно будет произвести кооптацию остальных министров.

Участники конференции разошлись. Фердинанд с членами президиума еще остался, чтобы в деталях подготовить поездку министра-президента и начальников групп в Ригу.

Когда Остниек покидал место конференции, он заметил маленькую таксу, которая, виляя хвостом, путалась у всех под ногами.

— Что это за собака?

— Да это же собачонка Сескиса — Цилда, — сказал Дижгалвис.

— Осталась без хозяина, наверно, кто-нибудь подобрал ее.

Остниек вспомнил свой разговор с Вилбертом и улыбнулся. Лишнее доказательство, что дело верное.

После конференции Фердинанд еще несколько дней провел в Курземе. Он хотел получить полный список тех, кто поедет в Ригу. Оказалось, что составить такой список было невозможно. Некоторые то давали согласие, то отказывались. Это огорчало не только Фердинанда, но и непосредственных организаторов конференции. Чувствовалось, что кто-то мешал.

Среди мешавших очень деятельны были главари банд Фелсберг, капитан Крауя, Круст и другие.

— Никаких царей нам на шею не нужно! Посмотрим, чем эта канитель кончится! Если иностранцы хотят помочь, то пускай помогают, но пусть столько языком не треплют.

Так они отвечали организаторам конференции. Некоторые группы попросту исчезли и в лесах больше не появлялись.

Фердинанд был озабочен. Неужели это дело провалится? Нет, провалиться оно не могло. В желающих ехать недостатка не было. Могли лишь измениться намеченные масштабы.

Поскольку количество едущих точно установить было нельзя, то условились, что в определенных местах будут ждать машины, которые примут всех, кто явится. Президенту рекомендовалось ехать последним.

Когда Лапиню доложили о действиях раскольников, он только вздохнул:

— Таковы латыши. Пять человек — семь партий. Единения не хватает… национального единства! Каждый только о своей шкуре думает…

Лапинь в это время как раз примерял новый костюм. Он тоже заботился о своей шкуре. Она должна была быть безукоризненной — от обуви до галстука. Министр-президент должен выглядеть так, как подобает выглядеть министру-президенту. Его люди шныряли по всей округе в поисках нужных принадлежностей туалета. У какого-то бывшего лесника раздобыли даже трость с набалдашником слоновой кости.

В конце концов помимо Лапиня еще пятнадцать человек были готовы ехать. Среди них — бандитские главари: Прокурор (Дижгалвис), Каулс (Остниек), Атаманс (Карклинь), Лив (Вишкис), Юрмалниекс (Блум), Мисиньш (Бривниек) и другие.

В первый день в Ригу поехало семь человек, за ними, в каждые четные дни, — по двое-трое. Наконец подошла очередь самого министра-президента. В то утро в вентспилсском поезде сидел корректно одетый человек. По коридору вагона он прошел, опираясь на шикарную трость с набалдашником слоновой кости. Если бы кто вздумал проверить у него документы, он предъявил бы совершенно новенький советский паспорт на имя Петериса Земдеги и командировочное удостоверение Республиканской больницы, из которого явствовало, что хирург Земдега направляется в Угале для проведения сложной операции. Теперь он, после удачной операции, возвращается на место своей работы. При нем даже была благодарственная грамота.

Проверки документов не было, и хирург благополучно доехал до станции Торнякалнс. Он медленно шел по перрону. В одной руке трость, в другой маленький чемоданчик из красной кожи. Дул тихий осенний ветер, и на перрон падали желтые листья. Слегка пригревало осеннее солнце. В конце перрона хирург остановился, достал белоснежный носовой платок, снял шляпу и отер лоб. Неторопливо оглянулся. Поезд уже грохотал на даугавском мосту. Немногие пассажиры, сошедшие в Торнякалнсе, исчезли. В станционное здание ушел и дежурный в красной фуражке. Только какой-то железнодорожник гнул спину над ящиками, устанавливая их на багажную тележку.

Хирург тщательно надел шляпу и сунул платок в наружный карман пиджака. Потом тем же размеренным шагом ушел по тропинке со станции. Степенно дошел до Елгавас гатве и сел на трамвай. В трамвае немного пассажиров, у каждого из них свои заботы и интересы. Никому нет дела до человека с тростью и чемоданчиком. Трамвай сворачивает на улицу Баускас. С каждой остановкой пассажиров становится все меньше. Наконец в трамвае остаются хирург и какой-то старик в ватнике и резиновых сапогах. Рядом с ним две складные удочки. Рыболов чуть навеселе и все пытается завязать разговор с кондукторшей. Та, ответив шуткой, уходит на переднюю площадку поболтать с вожатым. Лишившись собеседницы, рыболов обращается к пассажиру с тростью и красным чемоданчиком. Кричать на весь вагон неудобно и, он пересаживается к хирургу.

— Как вы думаете, будет сегодня клевать или не будет?

Хирург совсем не в восторге от непрошеного собеседника. Он заметно нервничает. Это видно по глазам.

— Не знаю, я не рыболов.

— Тогда вам не дожить до ста лет. Какую я прошлый раз щуку вытащил! Семеро человек детей ели и съесть не могли. Зубы точно у крокодила. Жаль, что сегодня так замешкался. Надо бы уже с утра на месте быть.

Трамвай подошел к конечной остановке, и рыболов, собрав пожитки, оборвал свой рассказ и, чуть покачиваясь, сошел с трамвая. Сошел и хирург. Рыболов удалился по шоссе, даже не оглянувшись.

Неподалеку от трамвайной остановки хирург заметил машину. Подошел к ней. Шофер открыл дверцу. Хирург с облегчением опустился на сиденье. Машина тронулась.

— Пристает к людям.

— Кто? — шофер слегка обернулся.

— Какой-то, с удочками…

— В этом районе рыболовов полно — Даугава.

Как уже рассказывал Клабан, окна машины затянуты занавесками, ничего не видать. Только глядя в смотровое стекло можно понять, что машина движется к центру Риги. Промелькнул парапет моста.

В первый раз хирург сменил машину в Старой Риге, у красных кирпичных стен Домской церкви. Вторично — на Тербатас, у Матвеевского рынка. На этот раз рядом с шофером сидел человек с поднятым воротником. Он, как назло, закрывал смотровое стекло. Только тогда, когда машина повернула, хирург сообразил, что они сворачивают с Тербатас на Стабу, в сторону Бривибас. Но как-то непонятно они едут. Наверно, на Бривибас свернут в ту или другую сторону. Но машина никуда не свернула. Она медленно пересекла Бривибас. Слева от шофера показалась коричневая стена дома. Да ведь это здание Министерства общественных дел.