Арвид Григулис - Когда дождь и ветер стучат в окно

Эти события сильно подняли настроение помощника начальника Вентспилсского порта Карнитиса. Он еще не знал, что Латвией интересуются лишь сотрудники шведской разведывательной службы. Он еще не понимал, что интересы националистических организаций латышской буржуазии шведской разведке совершенно безразличны. Ей нужно было наладить регулярную связь с Латвией, нужны были сведения о том, что творится в этом секторе фронта на последнем этапе войны. Для этого можно было использовать любой сброд. Карнитис не знал этого, и ему казалось, что «большой мир» уже кое-что делает для того, чтобы сбылись его, Карнитиса, мечты.

То ли сыграло свою роль приподнятое настроение Карнитиса, то ли просто по случайному стечению обстоятельств, но в начале апреля ему удалось завербовать в ряды ЛЦС пятерых вентспилсцев. Ценным «приобретением» казался представительный и энергичный техник-мелиоратор Альфонс Паэгле. Лицо его с полуопущенными веками казалось мечтательным, даже сонливым, но человек этот редко терялся и всегда умел правильно оценить обстановку. Он пользовался успехом у женщин, и ни один вечер в высшем свете Вентспилса не обходился без Паэгле. Благодаря этому он много знал.

В конце апреля события остудили пыл Карнитиса. Однажды вечером Пиладзиене впустила в дом пьяного Тирлаука. Тот сразу достал бутылку самогона и, сунув ее Пиладзиене под нос, воскликнул:

— Пей, девочка!

Пиладзиене уже хотела было рассердиться, но нежное обращение обезоружило ее. И она встретила Тирлаука куда мягче:

— Что же это вы, господин Тирлаук, опять?..

— Нет, девочка, я не Тирлаук!

— Хи, хи! А кто же вы?

— Я — мечта о потерянном счастье!

— Чего только это пойло с человеком не делает, — вздохнула Пиладзиене.

На шум в коридоре вышел Карнитис.

— Мне с тобой, начальник, поговорить надо! У корабля грот-мачту сорвало, в корме течь.

— Не болтай, заходи!

В кабинете Тирлаук, усевшись на диван, прежде всего отхлебнул глоток из бутылки. Затем жалобно провыл:

Карнитис выслушал до конца поэтичную фразу и закричал:

— Говори, дурень!

— Прикрой дверь.

— Не надо, говори!

Тирлаук приблизил слюнявый рот к уху Карнитиса и зашептал:

— Большой начальник в кутузке…

— Кто?

— Фрицы арестовали Чаксте.

Карнитис схватил Тирлаука за ворот:

— Не лги, пропойца!

— Никакой я не пропойца — и поминок уже справить нельзя!

— Тогда рассказывай все, что знаешь.

— Это все, что я знаю.

— Кто тебе это сказал?

— Юбочник этот — Альфонс.

— Паэгле?

— Он самый.

— Когда?

— Час назад — пришел и сказал. Велел тебе передать.

— Сведения эти абсолютно верные?

— За что купил…

— Ладно, иди домой, проспись, и, понимаешь, никому ни слова… — И Карнитис сразу же передумал: — Нет, лучше проспись здесь. Хозяйка!

Вошла Пиладзиене, подслушивавшая за дверью, но ничего толком не понявшая.

— Тирлаук переночует у нас. Приготовь ему постель.

— Хорошо, господин Карнитис.

Пиладзиене увела Тирлаука на кухню. Карнитис быстро надел пальто и вышел. Паэгле не было дома. Карнитис отправился в порт, велел дежурному приготовить машину и уехал. Рано утром в Риге он пришел в Морской департамент, где встретился с некоторыми единомышленниками по ЛЦС, имена которых он знал от Силиня. Они подтвердили, что Чаксте и еще кое-кто из руководства ЛЦС арестованы. Но особенно волноваться нечего, их взяли в связи с какой-то петицией. Сети организации ЛЦС аресты навряд ли коснутся. Все же надо быть настороже. Арестованные могут кое-что выболтать.

К вечеру того же дня Карнитис вернулся в Вентспилс.

В связи с арестом руководителей ЛЦС возникли легенды. В действительности дело обстояло очень просто. В марте 1944 года бывший меньшевистский лидер Феликс Циелен и профессор Тейкманис по поручению ЛЦС составили текст меморандума. Он начинался с пространного поношения советской власти и советского строя и кончался декларацией о том, что латышский народ желает сотрудничать со всеми западноевропейскими государствами, в том числе и с Германией, и считает, что это сотрудничество было бы наиболее эффективным при условии существования латвийского государства. Это оказалось бы выгодным как для «латышского народа», так и для всех западноевропейских государств, в том числе и Германии. Подписи под меморандумом собрали у виднейших деятелей латышской буржуазии. Меморандум подписали 188 человек, среди них — писатели, художники и музыканты. Среди подписавших были также писатель Карлис Скалбе, профессор Арвид Швабе и художник Никлав Струнке.

Меморандум вручили генералу Рудольфу Бангерскому, прося его довести до сведения «тех держав, которые могли бы объективно понять фактическое значение и необходимость восстановления Латвийской республики и хотели бы и могли поддержать борьбу за государственную независимость и обеспечение территории».

Подавшему петицию, перед тем как выставить его за дверь, генерал Бангерский швырнул в лицо серебряный бюст Гитлера.

Так сцепились друг с другом две группировки латышских буржуазных националистов, каждая из которых старалась наловить в мутной воде как можно больше рыбы.

С первых же дней гитлеровского вторжения единомышленники Бангерского стали в Латвии самыми услужливыми прихвостнями фашизма. Все годы войны они довольствовались тем, что им великодушно подкидывали немцы, и за это до локтей обагряли свои руки народной кровью.

Когда в результате героической борьбы Красной Армии начала рушиться фашистская держава, эти предатели народа намеревались вырвать у раненого зверя как можно более жирный кусок. Вдруг повезет, и этим куском окажется нечто вроде «независимой Латвии». Главарем этих латышских буржуазных националистов был генерал Рудольф Бангерский. До 1942 года он занимал пост директора акционерного общества «Киегелис». Потом немцы назначили его референтом Генеральной дирекции юстиции, а уже в 1943 году — генерал-инспектором латышского легиона. Лучшего лакея немецкие фашисты не могли себе и желать.

Меморандум ЛЦС грозил расстроить все расчеты руководимой Бангерским латышской буржуазии. Вот почему разгневанный генерал-инспектор латышского легиона не пожалел даже бюста своего фюрера.

По разным каналам Бангерский сообщил авторам меморандума, что документ неверно адресован и он, Бангерский, дальше направить его не может. Однако о меморандуме все же узнали немцы. Лютая ненависть к советской власти, декларированная в начале меморандума, смягчила гнев немецких фашистов, да и обстановка на фронте весною 1944 года не позволяла учинить массовую расправу над латышской буржуазией. Это спасло подписавших меморандум — немцы ограничились лишь отдельными арестами. Первым пострадал профессор Константин Чаксте, самый незадачливый донкихот из руководства ЛЦС. Его арестовали и отправили в Штутгофский концентрационный лагерь под Данцигом, откуда он уже не вернулся.