Александр Осипенко - Огненный азимут

Присутствующие слушали не очень внимательно: приказ им был известен. Зато вторая часть речи вызвала все­общее внимание. Отойдя от принятого тона обычного воин­ского доклада, полковник Штинцгоф довольно подробно, словно он сам присутствовал при том историческом раз­говоре, рассказал о совещании в ставке Гитлера, в котором участвовали рейхслейтер Розенберг, рейхсминистр Ламерс, фельдмаршал Кейтель, рейхсмаршал Геринг и рейхслейтер, руководитель партийной канцелярии Борман.

За пять часов фюрер и его подручные решили основные проблемы и цели войны против Советского Союза и его народа. Внимание участников совещания в штаб-квартире, од­нако, привлекло не это — военные планы им были хорошо известны,— а те политические аспекты, которые вытекали из речей Гитлера.

Генерал Крейкембон, устремив взгляд куда-то на стену, по ту сторону длинного, застланного зеленым сукном стола, слушал полковника и почему-то вспоминал, как в первые дни войны фюрер, скрывшись в своей ставке, дрожал от страха перед завтрашним днем. Тогда он боялся, что совет­ские войска Прибалтики и Белостотчины отбросят его полки и одним ударом займут Кенигсберг и всю Восточную Прус­сию. Тогда он нервничал и не верил в планы вермахта. Он всегда был трусливым, этот фюрер в чине ефрейтора. А вот теперь, когда армия побеждает русских, Гитлер уже не хо­чет считаться ни с одним государством Европы. Как он возмутился заметкой во французской газете, предлагавшей услуги Франции в очищении России от коммунизма. Но, немного подумав, Крейкембон согласился, что и в самом деле давать оружие этим развратным французам для борь­бы с коммунизмом очень опасно. Генерал в душе даже усмехнулся ходу своих мыслей. Ну что ж, без коварств вой­ны не бывает, будем кричать на весь мир о войне с комму­низмом, постепенно завоевывая всю Европу. И все же гене­рал больше верил не в полководческий гений фюрера, а в расчеты военных.

Главный комиссар Отто Витинг, сидевший рядом с ге­нералом, воспринял доклад по-своему. Он почему-то все время видел перед глазами старую географическую карту священной Римской империи, на которой не было никаких границ. Эта карта когда-то висела в квартире школьного учителя, страстного поклонника Бисмарка и кайзера Виль­гельма. В те времена, будучи еще мальчиком, Отто Витинг, привыкший к строгим правилам, не мог понять, почему свя­щенная Римская империя не имела на карте границ, и доб­рый герр Гуткельх не раз доказывал ему, что земля и все народы на ней должны принадлежать империи, безгранич­ной и единственной на свете стране, созданной людьми с го­лубой арийской кровью. Теперь Отто Витинг слушал полков­ника Штинцгофа со сладким замиранием сердца, словно внимал самому герру Гуткельху.

Напротив главного комиссара, откинувшись на спинку кресла, устало прикрыв веки, сидел начальник полиции без­опасности и СД штурмбанфюрер Ютнер. Отто Витингу ка­залось, что штурмбанфюрер из-под рыжих коротких век все время следит за ним, Отто Витингом. Это мешало и слушать и воспринимать услышанное.

Ютнер и в самом деле наблюдал за Витингом. Главный комиссар, с его пухлым, холеным лицом, с презрительной складкой у рта, напоминал Ютнеру одного из офицеров СА, которого пришлось пристрелить в памятную ночь "длинных ножей". "Может, какой-нибудь родственник? — думал Ют­нер.— Очень уж похож на того офицера". Ютнер хотел вспомнить фамилию застреленного и не мог. В голову по­чему-то лезло другое: Витинг — знакомый генерала Зимеринга. Это ставило главного комиссара в особое положение. Ютнер думал еще о том, что в лесах осталось много окруженцев с оружием в руках. Они беспокоили Ютнера, и толь­ко оптимизм полковника Штинцгофа отвлекал его от пе­чальных дум.

Полковник Штинцгоф неожиданно оборвал рассказ о пла­нах фюрера и задачах администрации на востоке, длинными белыми пальцами — на среднем был золотой перстенек — взял из рук адъютанта чашку кофе, глотнул два раза и тут же отставил чашку в сторону. Суховатые пальцы снова креп­ко оперлись о стол. На белых руках напряглись голубые узловатые вены. Колючий взгляд скользнул по лицу чиновников.

— Итак, господа... — начал он,— перед германским сол­датом стоят задачи, которые сегодня выходят за рамки обычных обязанностей воина. Здесь, где мы находимся теперь, не Норвегия или Франция, а красная Россия. Я не хочу скрывать от вас, что люди этой страны, за исключе­нием очень немногих, а молодежь почти поголовно, зараже­ны идеями коммунизма. Та неожиданность, стремительность, с какой обрушилась на них война, временно приглушила их. Но стоит только показать нам свою слабость, свою, я бы сказал, снисходительность, как неизбежно вспыхнут волне­ния. Наша задача держать этот народ в состоянии постоян­ного шока. Оккупационные власти должны вселять страх, который отбил бы у народа охоту к сопротивлению. Полное и безоговорочное подчинение приказам, невзирая ни на ка­кие жертвы,— вот ключ к решению той задачи, которую ставит перед нами фюрер.

Штинцгоф поднял чашку и снова поставил ее на блюд­це. В тишине послышался приглушенный звон фарфора. Пол­ковник продолжал:

— Некоторые наши руководители просят у ставки под­крепления для тыловых гарнизонов оккупированных нами областей. Командующий считает, что солдаты нужны фрон­ту. Мы советуем усилить беспощадность, и она заменит вам тех солдат, которых вы просите. Чем больше будет уничто­жено зараженного большевизмом населения, тем лучше для Германии. Главный комиссар отвечает за положение в окру­ге — это само собой разумеется. Я хотел бы обратить ваше внимание на одно обстоятельство. По сведениям, которыми я располагаю, в вашем округе пока тихо... Но мне известно и то, что тут остались партийные пропагандисты и комисса­ры. Я думаю, тот, кто остался, что-то делает. Мы не можем спокойно ждать их диверсий. Русские не должны даже ду­мать о сопротивлении. Даже тайно думать... Им необходимо дать наглядный урок, как опасно думать. Вы поняли меня, комиссар Витинг?

— Так точно! — Витинг встал с кресла и тут же сел, покраснев от неловкой поспешности.

Ютнер, улыбнувшись одними уголками губ, раскрыл глаза.

— Нами решаются эти вопросы, господин полковник.

Штинцгоф согласно кивнул головой. Совещание продол­жалось. Теперь решались частные вопросы руководства, и в разговор вступали то один, то другой из приглашенных в штаб-квартиру.

После совещания Отто Витинг пригласил к себе сельского коменданта Вейса. Невысокий, коренастый, с раскосыми неарийскими глазами, Рихард Вейс чем-то был симпатичен, но одновременно и отталкивал, настораживал. Витинг знал, что Вейс почти до самой войны жил в Советском Союзе, и сотрудничество с ним обещало немало выгод.