Александр Осипенко - Огненный азимут

"Ну, если про замуж начала теперь ее не остано­вишь", — подумала Вера и перестала слушать.

Тетка не дала Вере засиживаться в хате. Немцы немцами, а с работой справляться черт не поможет. Попросила выпо­лоть грядку. Потом нашлась еще работа. И так до самой ночи.

Без привычки к такому труду у Веры болели плечи, ныла поясница. "Не дай бог, Галай задержится, так тетка тут за­гоняет вконец", — подумала Вера, засыпая.

Немцы в Рассеках не появлялись. Деревня в стороне от дорог. С севера — лес. С юга — гать. На мотоцикле сюда не проедешь.

Вера быстро освоилась. Казалось, ничего не изменилось.

Те же люди, то же поле. А тогда на горе они спорили, как лучше переждать войну. Смешно. Знали бы, пришли бы в эти самые Рассеки и пфеждали здесь. Но думалось, фронт, как и в ту войну, пойдет солдат к солдату. А тут проскочили немцы по шоссе — вот и весь фронт.

Только через неделю Вера спросила у тетки:

— Не знаешь, есть у вас комсомольцы?..

Тетка, занятая работой, отмахнулась:

— Наверно, есть. А тебе зачем?

— Так... Интересно...

Комсомольцев оказалось трое: две девушки и парень. Через Макрениного сына передала, чтоб комсомольцы по од­ному пришли в лес, к вывернутой бурей елке. Место это Прусова облюбовала уже давно.

В лесу душно, тихо. Под ногами трещала хвоя, пересох­шая за эти жаркие дни. У выворотня гудели пчелы. Видимо, неподалеку стоял чей-то улей. Вера присела за выворотнем у густого куста можжевельника. Стала думать о том, что скажет комсомольцам.

Девушки пришли вдвоем. Они боязливо озирались, не зная, кто и зачем их вызывает. Увидев Веру, изумились:

— Ой, а мы-то думали, кто зовет... Думали, пошутил кто-то из хлопцев.

— Садитесь... Теперь не до шуток.

— А что тут будет? — спросила одна из девушек.

— Увидите потом, когда все соберутся,— сказала Вера, сохраняя таинственность.

Так было когда-то в начале тридцатых годов, когда соби­рали их, сельсоветских активистов. Они тогда не спрашивали, зачем их вызывают среди ночи. Значит, нужно. Обо всем узнавали позже, когда кто-нибудь из ответственных товари­щей выступал с речью.

Вере такая тактика нравилась. Другой она не знала. Де­вушки переглянулись, боязливо прижимаясь друг к другу, не понимая, кого ожидает Прусова и что ей от них нужно.

Парень пришел, не один. Привел еще двух. Вере это не по­нравилось. Анархист. Сказано было одному прийти, а он не послушался. Думала, что теперь делать. Кто их знает, что за хлопцы.

Девушки приободрились, удивляясь такой неожиданной встрече. Все свои, а словно неизвестные, чужие.

Прусова одним взглядом оборвала разговоры. Приказала:

— Садитесь, если пришли.

Парни остались стоять, всем своим видом показывая, что садиться некогда.

Веру слушали в глубоком молчании. Она волновалась, ловила их взгляды и потому быстро почувствовала, что речь не получается. Слова были неуклюжие, тяжелые и не те, какие хотелось сказать. Где-то в середине заранее подготов­ленной речи Вера со страхом подумала, что не знает, куда ей направить молодежь. Раньше каждое выступление конча­лось конкретно и ясно: вступайте в колхоз, подписывайтесь на заем, все, как один, на субботник, завтра дружно выходим на осушку болот... Слова увязывались с делом и были нуж­ны, чтобы зажечь людей. Теперь они казались лишними, пустыми, ибо за ними Вера не видела конкретности, к кото­рой привыкла за годы работы в сельсовете.

Это смущало ее. Она стала напряженно думать, что посо­ветовать этим парням и девушкам. Написать листовку? Пойти по деревням проводить беседы? Прятать оружие? А где оно? Создать подпольную организацию?..

Она закончила речь неожиданно и почувствовала, что устала как никогда. Девушки растерянно отводили глаза. Парни шепотом переговаривались. Все были чем-то угнетены.

"Сорвалось, — с отчаяньем подумала Вера. — Непригод­на я к такой работе. Так и скажу Галаю",

Ей стало жалко себя и очень горько, что не рассчитала свои силы. Подвела товарищей. На нее ведь надеются. Бое­вая единица! Вот тебе и боевая...

Молчание затягивалось. Вера не могла его нарушить. Казалось, нужны слова, пронзающие человека насквозь.

— А с ранеными что делать?

Вопрос прозвучал неожиданно, и Вера сразу не сообрази­ла, о чем говорит веснушчатый курносый парень.

— Какие раненые?

— Ну, когда немцы обоз бомбили. Трое осталось.

— Где они?..

— Мы их в амбаре на Дорожковом хуторе положили. Подлечить бы их надо.

Вера вдруг обрела уверенность и силу. Теперь ей было понятно, что надо делать этим парням и девушкам.

— Вот что, разговор мы отложим. Теперь главное — раненые бойцы. Ты, — она взглянула на худенькую девушку с тонкой короткой косичкой, — отвечаешь за медикаменты. Нужен йод, вата, бинты. Ясно? Тебя как зовут? Вера. Ну хо­рошо. А ты за харч. Хлопцы будут выявлять раненых. Лаза­рет устроим. Поправятся красноармейцы — кто-нибудь из нас поведет их за линию фронта.

Она распоряжалась энергично, не давая возможности воз­ражать, сомневаться.

К поляне примыкал разомлевший от жары лес. На коря­вых стволах елок плавилась смола, желтела на солнце горь­кой янтарной слезой.

20

Только на третий день после прихода Тышкевича к Ми­хасю в Ковалях увидели немцев. По шоссе они прогрохотали на своих танках давно, а тут царила тревожная тишина.

Сначала на бреющем полете со свистом и воем пронес­лись два стремительных истребителя. Потом из-за бора появилась черная колонна машин в столбах сизой пыли. Колонна двигалась медленно, часто останавливалась. Потом из-за головного танка стали вылетать мотоциклисты, шустро взбираться на холмы, подступавшие к самой дороге.

Тышкевич наблюдал за немцами с чердака Михасевой хаты. Он был удивительно спокойным и уравновешенным, хотя за эти дни томительного ожидания не раз думал, как встретит появление немецких войск — испугается или нет?

Немцы ехали, как на маневрах. Грохотали танки, треща­ли мотоциклы и где-то в небе гудели самолеты. Эта слажен­ная, пунктуально рассчитанная поступь, как ни странно, вызывала в Тышкевиче зависть. "Здорово идут, сволочи, на­верно, вот так шли когда-то и по Чудскому озеру".

Колонна медленно вливалась в широкую деревенскую улицу. Во дворе — ни души. Тышкевич видел, как мотоцик­листы-разведчики сворачивали к заборам, бежали в хаты. "Неужели обыски?" Нет... Солдаты возвращались назад, что-то подавали из пилоток тем, что ехали на машинах. "Яйца собирают, — удивился Тышкевич. — Словно нищие! Ну и сброд!"

Думалось без злости, даже радостно. То впечатление, что было появилось, когда смотрел на колонну в походе, смени­лось презрением. Тышкевич торопливо стал спускаться с чер­дака.

В хате полно ярких солнечных зайчиков. Они ослепляли и веселили. День какой солнечный!