Александр Осипенко - Огненный азимут

Тогда, на приеме у секретаря обкома, все казалось про­стым и ясным. Пятерка — центр подпольного движения. Она будет разъяснять людям звериную сущность фашизма, орга­низовывать подпольные группы, которые вступят в борьбу с захватчиками. Теперь все выглядело иначе. Тут, в далекой от больших дорог деревне, немцы еще ни разу не появлялись, и вся жизнь шла так, как и до войны. Люди ходили на ра­боту, бригадиры вели учет трудодней. Советская власть жила, и пока никто на нее не покушался. Это радовало. Вот какая она, советская власть! За триста верст в тылу врага, а живет! Не напрасно, видимо, работали большевики, если так крепко стоит возведенное ими здание. Потом начинала беспокоить другая мысль. Для кого работают люди? Придут фашисты и все заберут. Немцам выгодно, что люди усердно работают. Вспоминался приказ: ничего не оставлять врагу. Это тоже было понятно и очень логично. Наполеон потому и потерпел поражение, что отступал по опустошенным смоленским землям. Подыхали тогда оккупанты, как мухи. От голода, холода, грязи. А теперешним отступать можно: хлеб и картошку для них выращивают в каждой деревне.

Какой же линии должен держаться он, Галай, председатель райисполкома, единственная здесь советская власть?..

Галай набивал обручи на бочки и думал над тем, что и как лучше сделать. Сидеть без дела опротивело. Надо действовать. Люди есть, и оружие найдется. Человек наш запаслив. Не может быть, чтоб не припрятал винтовки. А может, и пулеметы...

Вечерело. Черные тени от верб падали на далекий пригорок, прятались за ним. С болота над глухим ольшаником поднимался реденький туман. Солнце пробивало его насквозь, и казалось — туман позолочен...

Галай положил молоток, опрокинул бочку вверх дном, присел, все еще думая, как бы скорее начать действовать. Только бы начать, а там само пойдет... Жизнь подскажет...

Из-за бани вынырнул сынишка Самороса. Придерживая штаны обеими руками, он тяжело дышал и никак не мог произнести ни одного слова.

— Дяденька, тата за вами послал. Там люди ожидают, с ружьями.

— А ты не кричи. Какие люди?

— Честное пионерское, не знаю. С ружьями. Хотят с вами поговорить.

Галай насторожился. Кто знает, что за люди? Может, провокаторы, а Саморос уши развесил.

Неторопливо стал собираться. Припрятал инструмент, за­катил бочку в канаву н снова спросил:

— Что за люди там?

— Не знаю. Отец послал. Наказывал скорей идти.

Беспокойство возрастало. Черт его знает, идти или нет? Заглянул в баню, положил в карман лимонку, загнал в ствол пистолета патрон. Подумал: "Если провокация, отобьюсь. Не так просто взять Галая..."

Торфопоселок лежал сразу же за глубокими карьерами. Узкие перемычки отделяли карьер от карьера. Они, словно мостками, соединяли луг с поселком. Мальчик бежал впере­ди. Галай всматривался в поселок, пустынный и таинствен­ный. Прикидывал, как лучше отойти, если провокация.

Во дворе дети Самороса играли в камешки. На Галая они не обратили внимания. Мальчик хотел первым забежать в хату, но Галай его не пустил. Дверь открыл с осторож­ностью.

На скамейках сидели и лежали люди, обросшие борода­ми, почерневшие от загара и слишком возбужденные и веселые. У всех карабины. На столе, поблескивая лаком, лежал немецкий автомат.

Из-за стола поднялся коренастый чернобородый старик.

— Что, Тимох Парфенович, не узнаешь?

— Шамшура! Да тебя, черта, и жена не узнает! Откуда ты? Вот не ожидал...

Они обнялись, долго похлопывали друг друга по плечам.

— Откуда ты такой? — спросил Галай.

— Давай по порядку, предложил Шамшура.— Это все из истребительного батальона хлопцы. Наши хлопцы, поддвинские. А теперь про то, как командиром стал. Степана Федоровича помнишь?

— Ляскова, секретаря вашего?

— Его. Убили Степана Федоровича под Демидовом. Он батальоном нашим командовал. Уложили мы шпиков и диверсантов-десантников уйму. Они в этих местах и днем и ночью высаживались. Но и сами немало потерь понесли. Сперва на Высочанском тракте действовали. Там десант с пушками и танками высадили. Жарко было Оттуда на железную дорогу перекинулись. Услышали, что опергруппа ЦК в Лиозно. Добрели туда. Хотели в армию влиться. А нам Горчаков от ворот поворот сделал. Мы опять в тыл под Деми­дов. А вообще в Щелбовские леса путь держим. После смерти Ляскова взвалили командование на меня. Вот и весь сказ.

— А Горчаков где? Успел эвакуироваться?

Шамшура удивленно посмотрел на Галая.

— Куда эвакуироваться?. ЦК в Гомеле. Отстал ты, Га­лай, от жизни. А я хотел тебя комиссаром просить...

Галай ничего не мог понять. Кажется, не шутит Шамшу­ра, а поверить трудно. Как мог удержаться Гомель?

Шамшура вытащил карту, разостлал на столе. Достал из кармана очки в металлической оправе, тщательно протер стеклышки.

— Вот смотри, что получается. Главный удар немцы на Москву направили. Потому и пронеслись тут как вихрь. А на Полесье фронт вот как выгнулся. Так что наши войска все время висят и над северной и над южной группой войск. Клиньями Гитлер идет, но клинья эти мы потом подрубим.

— Слушай, Шамшура, знал бы ты, какую мне новость принес! — Галай расстегнул ворот рубахи: услышанное взволновало его до глубины души. — Каждый день думал, что мне делать, и ничего не мог придумать. А теперь знаю.

— Согласен, значит, комиссаром ко мне?

Галай покачал головой,

— Нет, брат, с тобой не могу пойти. У тебя свой район, свои задания. У меня свои.

— Тогда заберу Самороса.

— И Саморос нужен здесь, — твердо сказал Галай. — Поддерживать друг друга будем. А вместе не получается. И тут надо кому-нибудь работать. А то услышат люди о тво­их делах и скажут: а наше начальство сбежало. Подрыв веры, брат ты мой, теперь самое страшное. Люди верить должны.

— В этом ты прав,— подумав, согласился Шамшура.

— А за новости еще раз спасибо. Ты мне только скажи, как немцы в бою? Ну, если неожиданно на них нападешь.

— Это пускай тебе хлопцы расскажут. Еще подумаешь, что Шамшура хвастается.

Люди заговорили, перебивая друг друга.

— Леса они, как черт креста, боятся.

— Нагляделись, как у них пятки сверкают.

— Паникуют дай боже...

— Главное, не дать им залечь. Если кто залег, то до по­следнего отбивается. Бить надо с ходу: дал и убегай.

— Технику уничтожать надо. Мосты тоже, а главное — железную дорогу.

— Тол из наших снарядов выплавлять можно. Легко плавится и взрывается здорово...

В хате становилось темно. Но лампу не зажигали, забыли о ней. И без огня было хорошо, уютно.

— Ну, нам пора в дорогу, — сказал Шамшура.

Галай, протягивая руку для прощанья, думал: "Попро­сить карту у Шамшуры илй нет? Не даст, чернобородый скряга". Все же искушение было большое. Попросил.

К удивлению Галая, Шамшура снял с плеча планшетку с картой.