Александр Осипенко - Огненный азимут

И все же он возвращался из Пальгуев, успокоенный после разговора с Сидоренком.

Четыре дня прошло в хлопотах по хозяйству. Коршуков старался меньше быть дома — побаивался немцев. Большую часть дня пропадал в поле. В Замошье — он уже слышал — была создана волостная управа. Но он туда не шел, откла­дывал со дня на день. Думал, позовут — тогда уж придется пойти.

В четверг в Тишковку приехал секретарь сельской упра­вы с молодым немчиком.

На новое начальство, как на чудо, собрались посмотреть люди.

Станислава Титовича упросили пойти на сход. Немного побаиваясь, он шел, неся в душе смутную тревогу. Стоял вы­сокий и слегка сгорбленный, как орешина. Руки назад. Рас­сматривал начальство. Секретаря он немного знал: замух­рышка из Замошья, работал десятником на дороге. Немчик его удивил: невысокий, кругленький, с приплюснутым носом, на котором горбились очки в металлической оправе, он вызывал не то сочувствие, не то горечь. Неужели такие нас гонят?

Секретарь сразу же предоставил слово немцу. Тот доволь­но сносно говорил по-русски:

— Я просиль бы назвать кандидатуру на пост староста, то есть управляющего именьем. Как говорится, дом у хозяи­на сиротка быль.

— У нас есть, — зашумели женщины.

— Другого не хотим.

— Коршукова, кого же еще!

— Коров пригнал. Хозяин.

Немец близоруко щурился, согласно кивал головой.

— Хорошо, отчень лютче. Как говорится, глаз народа есть божий око. Кто такой Коршуков?

Секретарь управы что-то шептал немчику на ухо. Люди притихли, ожидая, чем кончатся переговоры. Почувствовали, что писаришка наговаривает на Коршукова. Но немчик уди­вил всех:

— Коммунист — есть хорошо. Коммунист строиль мно­го. Я согласен. Пусть выйдет Коршуков.

Коршуков вышел, стал впереди всех, в запыленных сапо­гах, глядя сверху на куцего немчика.

— Ты есть Коршуков? — с любопытством рассматривая Станислава Титовича, спросил немчик. — О, такой большой коммунист... Воевать наперекор нам не будешь?

Коршуков усмехнулся:

— Нечем, а то с дорогой душой.

Люди втянули головы в плечи — на кой черт лезет на рожон. Но немчику ответ, вероятно, понравился. Он поднялся на носки хромовых сапог, похлопал Коршукова по плечу:

— Очень хорошо и очень реально. Воевать ужасно глюпо, когда армия разбита. Как говорится: достались козлику рожки да ножки. Нам нужен хороший хозяин. Гроссбауэр. Вы довольны, люди?

Колхозники загудели. Верили: Коршуков не подведет. Немчик уселся в бричку, помахал на прощанье рукой.

Коршуков не знал, радоваться или печалиться. Если немцы все такие, обмануть их — раз плюнуть. Он, Коршуков, и не таких обводил вокруг пальца.

Назавтра пришлось идти в Замошье в волостную управу. Принял его бургомистр Сташевский, бывший агроном под­собного хозяйства, пожилой, интеллигентного вида человек с пышными фельдфебельскими усами. Держа перед собой на столе маленькие сморщенные кулачки, бургомистр учил, что и как надо делать, хвалил Коршукова.

— За то, что скот пригнали, хвалю... Хозяина чувствую, А то, что раньше не пришли, — зря. Немцы, дорогой Станис­лав Титович, нация культурная, бережливая. Хозяйственных людей уважают. А что коммунистом были, это не ваша вина. Как играют, так и пляши — истина старая. Дураки и анар­хисты, они всегда чем-то недовольны. А народу от этого легче не бывает. Мужику что нужно? Земля и покой на едете.

Коршуков старался проникнуть в ход мыслей бургомист­ра. Казалось, он чего-то недоговаривает.

— Вы, может, Станислав Титович, не знаете,— монотон­но и глухо говорил Сташевский, — что я сразу после револю­ции священником служил. А потом отрекся от сана. И не жалею. Мои коллеги с амвона проповеди произносили, хоте­ли языком власть уничтожить. Где они теперь, никто не знает. А я живу. И вот имею честь с вами разговаривать.

Спорить, как видите, бесполезно. Слов нет, чужеземцы — огромное зло, но не мы ведь его на себя накликали. Это надо понимать, дорогой Станислав Титович...

"Чего он передо мной исповедуется? — додумал Коршу­ков. — Не разберешь, куда гнет человек..."

— С богом проще, — сказал Коршуков, когда Сташев­ский высказался. — А вот как быть с хлебом — ума не приложу. Видимо, налоги надо платить?

Сташевский, показалось Коршукову, хитро прищурил веки, покрытые красной сеткой жилок.

— Помогать немецкой армии наша обязанность. Да и урожай у вас, слава богу, хороший. У других хуже. Армия все поля вытоптала. Был я у сельского коменданта Вейса, договорился, что за потравленное или уничтоженное налоги брать не будут. Вот теперь составим акты, все учтем. Если даже налоги не отменят, пусть документики будут. Потом они пригодятся.

Не скрывая удивления, Коршуков смотрел на Сташевского. "Кто он такой, этот Сташевский? Смотри, куда махнул..." Прощаясь, он пожал бургомистру пухлую руку. На развилке дорог — одна из них шла на Тишковку, другая на Ходынку, где жил Коршуков, — его встретила Ядвися, испуганная, растерянная.

— Ой, чуть дождалась, — бросилась она к Коршукову.— Не ходи, Стась, в Тишковку, немцы там.

— Ну и что? Разве меня спрашивали?

— Нет, о тебе не спрашивали. А только мне кажется, не зря они тут.

Коршуков растерялся только на миг.

"Если бы приехали за мной, то уж давно бы искали. Да и что поделаешь с немцами? Все равно рано или поздно а встречи с ними не миновать", — подумал он и сказал Яде:

— Вот что, Ядя, ты иди в Ходынку. А я пойду в Тишковку. Хуже будет, если я начну прятаться,

— Я тоже пойду с тобой...

— Нет, ты пойдешь туда, куда я тебе говорю. Ясно? — нетерпеливо приказал он, заметив, что Ядвися не одобряет его план.

Молодой веселый офицер, командир какого-то непонятного отряда, занимал половину хаты Насти Турковой. Коршукова он принял приветливо. Налил ему стопку сладкова­той водки, сказал, что сам хотел вызвать господина старосту.

Офицер исподволь расспрашивал, как жилось господину Коршукову раньше. Хвалил за хозяйственность. Станислав Титович удивлялся, что офицер многое знает о нем, старался показать свою преданность немцам.

Потом офицер сфотографировал его. На память, как он сказал. Выпили еще по стопке. Офицер пожелал побывать на поле, посмотреть, как работают крестьяне.

— О-о, господин Коршуков, вы настоящий управляющий имением, но вам обязательно надо побывать в Германии. Вам необходимо подучиться. Мы очень ценим преданных людей.

Коршуков согласно кивал головой. Он будет рад посмот­реть Германию. В тот же день офицер перебрался на квар­тиру к Коршукову.

22

За десять лет работы в райисполкоме Галай приучился ко многому, что теперь бессмысленным грузом лежало на его плечах, мешало новой, непривычной работе. Не хватало простора; людей, которыми Галай привык руководить; яс­ных и строгих директив, где все было расписано, разложено по полочкам; привычной связи — позвонил в любое место, и все знаешь; газет, без которых раньше не мог начать трудо­вой день. А главное — ясного представления о своей новой деятельности. Советскую партийную работу в мирных усло­виях Галай знал назубок. Сказали бы: "Становись, товарищ Галай, наркомом", —не испугался бы и работал. А тут все от начала до конца незнакомо. Живешь и работаешь, словно с завязанными глазами.