Иван Арсентьев - Суровые будни (дилогия)

Подумав обстоятельнее, Трындов прикинул, что отмахиваться от такого дела было бы неправильно. Если взять вязовский колхоз под неусыпное наблюдение, то промашек быть не должно. Конечно, начинание это рискованное, зато потом, если выйдет толк, мы утрем нос всей области, на примере покажем, как должно райкомам руководить и решать хозяйственные вопросы! Как умело направлять инициативу и энергию масс на достойное выполнение решений сентябрьского Пленума ЦК! Ну, а если, паче чаяния, затея сорвется — и тогда не страшно. Хуже колхоз, чем он есть, не станет. Надо только проверить, чтоб поменьше расходовали кирпича и лесоматериалов. А то знают лишь одно: давай! А брать откуда?

Районные хозяйственники бормочут всякую чушь маловразумительную, предлагают проекты саманного строительства. Постыдились бы! Пристало ли нам строить, как наши прадеды-переселенцы строили двести лет назад!

Само собой разумеется, как и у всякого рачительного хозяина, у Трындова есть кое-что про запас, да еще вето наложено на фонды райпотребсоюза. Но это ж капля в море! Едва хватит на аварийное строительство в одной Крутой Вязовке. А то, что материал пойдет туда, Трындов решил твердо.

Однако и тут вскоре нашлись злопыхатели, готовые подложить свинью. Написали в областную газету кляузу, дескать, одним пряник, а другим крапиву... Приезжал проныра-корреспондент, шнырял, вынюхивал. Хорошо еще, что товарищ из обкома сообщил по секрету, какая гроза собирается над головой секретаря. На днях в газете должен появиться фельетон под названием «Сынки и пасынки», в котором крепко пробирают Трындова за неправильное руководство строительством в районе.

Трындов приуныл. «Опять жучить будут, опять нахлобучка в обкоме!» Но, как говорится, не быть счастью, да несчастье помогло: вчера ночью в колхозе «Пламя» сгорел только что отремонтированный свинарник. Дотла! Породистых хряков удалось спасти, но держать их негде. Необходимо срочно строить новый. Председатель звонил, что временно рассовал племенных свиней по дворам колхозников, и требовал немедленно леса на строительство, шумел, почему райком и райисполком не помогают, грозил жаловаться. Вот же склочная натура, этот Оленин!

А еще бывший летчик, вся грудь в орденах! Зазнался! Все ему не так да не этак, все ему подай на золотом блюдечке. Привык командовать в своей части, и здесь, думает, можно... Тридцатитысячник да тридцатитысячник... Ну и что с того? Председателей колхозов в районе больше двух десятков наберется, и каждому что-нибудь нужно, каждому дай. Всем надо строиться: такая уж струя в жизни пошла. Но пусть теперь попробует какой щелкопер пикнуть! Пусть напишет, что лес колхозу «Пламя» выделен неправильно! Теперь все знают, что положение у вязовцев сверхкритическое.

С этими радостными вестями и направлялся сейчас в Крутую Вязовку Трындов. Ему хотелось быть лично вестником хорошего, обрадовать народ.

На другой день утром Пырля и Битюг были арестованы по подозрению в поджоге свинарника.

Прибегала к Оленину жена Битюга — дюжая, квадратная, как и он сам, голосила режущим бабьим визгом. Оленина не было — уехал в город к шефам с поклоном. Нужд и забот после пожара прибавилось вдвое.

Шеф артели «Пламя» — пароходство «Волготанкер». Организация богатющая! Всего вдоволь. «Чертова дюжина» бывших председателей, в том числе и Никшутам, «подоили» шефа изрядно, но колхозу это как-то впрок не пошло, все точно в прорву.

Когда Оленин зашел к начальнику пароходства, тот и разговаривать не захотел. Передал через секретаря! «Денег не дадим ни копейки и вообще не дадим больше ничего. Хватит попрошайничать! Сколько лет помогаем, а толку — нуль! Сборище бездельников и пьяниц, а не колхоз!»

Оленин заранее настроился на худшее, но такого сюрприза, по правде говоря, не ожидал. Категорический отказ! Мало того, председателя колхоза даже на порог не пускают!

Вспыхнул, отстранил плечом секретаря, вошел стремительно в кабинет.

— Я председатель колхоза «Пламя»! — сказал громко. Стоя в двери.

Начальник пароходства поднял на него недовольный взгляд, ответил строго:

— Прошу вас не отвлекать меня бесполезными разговорами. Я занят.

— А я прошу вас обращаться со мной, как должно! Я коммунист-тридцатитысячник... а не бедный родственник. Я всего четыре месяца как в колхозе, и глупо спрашивать с меня за разбитые кем-то горшки. Это во-первых. Во-вторых, я не собирался просить у вас денег, хотя они и нужны колхозу позарез. Шефская помощь не в денежных подачках заключается. Мы сами будем делать себе деньги. В ближайшем будущем. Но для того чтоб встать на ноги, мне нужны механизмы. Нужен движок, нужен мощный насос, трубы. Толковая техническая консультация инженера нужна. И главное — лес. Строить парники, коровник, гараж, зерносклад. В колхозе нет ничего! Развалилось, сгорело. Что можно делать без материалов? Как поднимать колхоз? А это дело моей совести, чести рабочей! Если я буду ждать, пока колхоз получит все это по нарядам в плановом порядке, жизни моей не хватит. Потому и обращаюсь к вам. Обращаюсь последний раз.

Начальник смотрел искоса на стоящего передним ним взволнованного, с усталым лицом и живыми упрямыми глазами нового председателя. Он не был похож ни на одного из тех, кто унизительно вымаливал то одно, то другое. Этот волнуется, но говорит четко, ясно, обоснованно. А главное, требует в меру. И хотя начальник пароходства не раз обжигался на беспорточных подшефных, этот тридцатитысячник почему-то поколебал его недоверие. Чем-то заставил поверить ему.

Карандаш начальника черкал по бумаге что-то неопределенное. Начальник думал. Вздохнул, поднялся, протянул руку.

— Давайте прежде познакомимся. Как вас величать?

Оленин назвал себя.

— Садитесь…

Расстегнув плащ, Оленин присел на кресло у стола. Начальник подумал еще, смерил его исподлобья оценивающим взглядом, поинтересовался, кем работал раньше, откуда. Извинившись, заговорил с кем-то по телефону и тут же поднялся и исчез.

«Понятно... — усмехнулся Оленин, — пошел наводить обо мне справки... Наводи-наводи на здоровье!»

Начальник вернулся, видимо, удовлетворенный. Видимо, полученные справки оказались положительными. Тут же вызвал помощников: снабженцев, финансовых работников. Когда все собрались, приказал немедленно изыскать средства для удовлетворения просьбы подшефных.

Расстались по-хорошему, со взаимной верой друг в друга. После этого Оленин ездил к шефам еще несколько раз и добыл почти все. Не было только главного — леса. Обещали не раньше весны.

А весна еще где! Ночью на сухую, мерзлую землю выпал первый снег, но к полудню, как и должно, растаял. Земля еще только одним боком дремала, другим требовала властно: не спи, трудись, народ, пока не завьюжило, не замело.