Николай Евдокимов - Конец ночи

Рыбаки заволновались, тревожно вглядываясь вдаль.

— Да, беляк, — сказал кто-то, — как бы не было шторма.

И почти сейчас же, словно в подтверждение его слов, первая белая волна ударилась о прибрежные камни, зашипела и откатилась опять в море, оставив на песке пузырчатую пену. За ней побежала другая, третья, и, хотя в небе по-прежнему светило солнце, море вдруг потемнело, загудело угрожающе и нетерпеливо. «Шторм, будет шторм», — почти радостно думал Сеня.

Рыбаки повернули лица к ветру:

— Майстра, — сказал один.

Ветер менялся каждую минуту, и рыбаки, ожидая, усилится он или стихнет, беспокойно перекидывались короткими фразами.

— Пунент, — говорил один.

— Майстра, — вторил другой.

— Гарбиострия, — определял третий.

И вдруг все разом испуганно крикнули:

— Тримонтан! Идет тримонтан!

Не любят рыбаки этот северный холодный ветер, приносящий шторм и разгоняющий рыбу.

— Что делать будем, Афанасий Иванович? — спросил Сеня, хотя заранее знал, что должен ответить бригадир. Но бригадир словно и не слышал его вопроса, он еще раз повернул лицо к ветру, подумал и сказал:

— Ну, бог партизанить задумал, надо дели ломать!

Ломать дели! Это значило — идти сейчас к ставникам, снимать сети, чтобы взбушевавшееся море не порвало, не унесло их. Ломать дели! Сеня только и ждал этих слов и первым бросился к баркасу.

Радостно и гулко стучало его сердце. Уже не мальчиком, не учеником чувствовал он себя, а настоящим мужчиной, призванным совершить что-то значительное, героическое, от воли и бесстрашия которого зависит успех опасного дела.

— Быстрее, — кричал он, — чего мешкаете, быстрее!

И ему казалось, что, повинуясь его окрику, рыбаки сильнее приналегли на баркас, скатывая его с отмели в воду. Неподалеку стояла мать, чувствуя на себе ее взгляд, Сеня кричал хрипло, деловито:

— Быстрее! А ну, быстрее!

Рыбаки торопились, гребли яростно, но ветер был проворнее, он пригнал из-за горизонта зловещую, черную тучу, которая закрыла собой половину неба. Она прикрыла солнце, прошла над мысом, окаймлявшим залив, и мыс сделался таким черным, словно обсыпали его углем. Стало темно, холодно, и море даже притихло как будто — так иногда затаивается зверь, готовясь к решительному прыжку, — но сейчас же вздулось, зашумело и вдруг подбросило баркас, с треском раскололось под ним, и баркас полетел куда-то в бездонную пропасть.

Сеня охнул, зажмурился и судорожно вцепился в весла. Он по инерции размахивал ими, с ужасом чувствуя, что размахивает в воздухе. С замирающим сердцем ждал он, когда, наконец, кончится этот стремительный, бесконечный полет в разверзшуюся пучину и море снова с треском закроется, похоронив под собой и баркас и людей… Неожиданно он почувствовал, что весла захватили воду, и открыл глаза.

На носу баркаса стоял бригадир, весь мокрый, улыбающийся. И смотрел на Сеню: он все видел, все понял. Сеня смущенно опустил голову, ожидая насмешки, но бригадир похлопал себя по винцераде, стряхнул воду и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Да, полетали, как на аэроплане. Одна разница: бесплатно.

Ветер гнал тучу за тучей, одну чернее другой; все злее становилось море, и, хотя рыбаки гребли яростно, подвигались они медленно: налетала волна, отбрасывала назад, и казалось, что баркас стоит на месте и нет такой силы, чтобы можно было преодолеть эту бесконечную стену волн.

От беспрестанной качки кружилась голова, мутило в животе, неожиданно выступил на лице холодный пот. Сеня сразу ослаб и, судорожно глотая липкую слюну, старался удержать подступившую к горлу тошноту.

Но его все же стошнило.

— Эге, — сказал бригадир, — решил рыбку покормить? Ничего, крепись, паря, крепись, милый, привыкнешь.

Наконец подошли к ставникам. Здесь море было спокойнее, чем у берега, волны не такие высокие и раскатистые, но все равно баркас подбрасывало высоко, почти до самой алавиры, и нужно было постоянно следить, чтобы не удариться, не расшибить голову о туго натянутую проволоку. Свесившись за борт так, что лодка почти зачерпывала воду, бригадир отвязывал гунджуки. Разбухшие узлы не поддавались, выскальзывали из рук, баркас относило в сторону, и вспотевшим от усилия рыбакам стоило немало труда, чтобы снова подтащить его к самой сети. Схватившись за проволоку, с красными от ветра и напряжения лицами, они держали баркас на месте, пока бригадир развязывал узел, а потом все вместе подтягивали через борт сеть и шли к другому узлу.

Сене казалось — конца не будет этим узлам. На ветру руки его одеревенели, стали тяжелыми, чужими, из пальцев, ободранных о проволоку, сочилась кровь, к горлу снова подкатывался вязкий, тошнотворный ком. Хотелось сесть, забыться, заснуть. Но сидеть было негде, нельзя и некогда, и Сеня делал все, что делали остальные, удивляясь, откуда еще берутся у него силы. И когда был развязан последний узел, сеть уложена в баркас, а бригадир приказал идти к берегу, Сеня повеселел и, забыв об усталости, приналег на весла.

Опять началась качка на волнах, но она уже не пугала Сеню: сейчас он видел приближающийся спасительный берег и знал, что у берега ничего не может случиться страшного.

Берег был уже близко, совсем близко, но море, словно решив напоследок до костей промочить рыбаков, перекидывало через баркас волну за волной.

— Держись, ребята, — вдруг сказал бригадир, — эвон какая идет.

Грозно перекатываясь, с каждой секундой все нарастая и нарастая, торжественно, зловеще шел на баркас черный, бесконечной высоты вал. Рыбаки молча смотрели на него. А он приближался, неторопливо, угрюмо, словно хотел испытать волю и нервы людей.

Сеня пригнул голову, и сейчас же его обдало волной, с силой ударило обо что-то, подхватило и бросило в море. Он захлебнулся, забил испуганно по воде руками. В какое-то мгновение увидел перевернутый баркас, прижатого бортом бригадира, хотел что-то крикнуть, но снова захлебнулся и, чувствуя, что отяжелевшие, разбухшие ноги тянут вниз, ко дну, поплыл к берегу.

Болела грудь. Сеня задыхался. «Наверное, волной побило», — мелькнула мысль. Но плыл он размеренно, рассчитывая каждое движение, чтобы не выдохнуться раньше времени, не ослабнуть. Плыл, и казалось ему — не доплывет. Он со страхом, надеждой смотрел на берег, боясь только одного: чтобы снова не захлестнуло волной.

Кто-то громко кричал в море, и ветер вместе с волнами нес к берегу этот крик. «Бригадир», — узнал голос Сеня, но сейчас же забыл, словно ничего и не слышал.

Берег был совсем близко, и теперь Сеня знал, что доплывет. Сразу стало легче, вдруг даже прибавилось силы.

А в море все кричал и кричал бригадир. Сеня прислушался и неожиданно понял, что бригадир зовет рыбаков спасать вывалившуюся из баркаса сеть. «Не могу я», — в страхе шептал Сеня. А бригадир кричал, и Сене уже казалось, что крик этот покрыл собой грохот моря, что он относится к нему одному, спасающемуся бегством.